Джон Бойн - Бунт на «Баунти»
Мистер Холл подумал немного и пожал плечами – по-видимому, ответом моим он остался доволен.
– Ну, видать, они захотели обсудить то, что покамест для твоих ушей не предназначено. Как-никак положение ты занимаешь невысокое.
– Знаю, – сказал я, уже устав выслушивать это. – Вы все стоите выше меня. Даже мышь под полом и та меня выше. Это я знаю.
Он слегка улыбнулся, всего на мгновение, но, похоже, сразу и осудил себя за такую гуманность.
– Ладно, идем со мной, мой храбрый друг, – сказал он. – Сдается мне, ты не отказался бы заправиться миской чего-нибудь горяченького, а?
Вот тут он был прав, я не отказался бы и почувствовал благодарность к нему за такое предложение. А пока я угощался тушеным мясом, которое получил от него, он удивил меня, сказав:
– Принимая все во внимание, тебе достался совсем неплохой рождественский обед.
Тут я вспомнил, какой нынче день, и даже есть на мгновение перестал, я и забыл о нем, о дне, в который собирался потратить мои неправедно добытые денежки на вкусную еду в «Ловкой свинке», отпраздновать рождение Спасителя – там, а не здесь, на судне посреди моря, без единого друга или брата поблизости.
Молитв я не читал – в заведении мистера Льюиса они не приветствовались, и потому не обзавелся привычкой возносить благодарения за те блаженства, что мне выпадали; мистер Льюис говорил, что молятся только паписты да содомиты; задним числом я нахожу, что для его волдыристых уст заявление это было, пожалуй, чрезмерно сильным.
– Что вы имели в виду? – помолчав немного, спросил я у мистера Холла и поднял взгляд от миски. – Когда сказали, что у корабля нет капитана? Он же есть. Верно? Капитан Блай. Я ему только что жареных цыплят подавал.
– Ага, озадачил я тебя, мм? – сказал мистер Холл, забирая у меня миску и соскребая с ее донышка жир для каких-то будущих нужд. Возможно, для нашего завтрашнего ленча. – Мистер Блай командует нами, все так, да только он не капитан Блай, а лейтенант Блай. И «Баунти», понимаешь ли, корабль не военный. Ты же видел его размеры – меньше девяноста футов в длину. Это торговое судно. Не более того. Я в свое время послужил на военных судах. Наше не военное.
– Торговое, – тихо повторил я, снимая с подбородка прилипший к нему вкусный хрящик; я уже хорошо понимал, что едой бросаться не стоит. – Но что такое торговое судно, когда оно занимается своим делом? Разве не то же, что и военное?
– Далеко не то же, – ответил он. – Хоть и у нас имеются три мачты и бушприт – ты же их видел?
Я покачал головой, и он рассмеялся мне в лицо – без издевки, от удивления.
– Так ты ничего о море не знаешь? – спросил он. – Мы всего лишь торговое судно и к тому же взятое в аренду, потому у нас и нет капитана, только лейтенант. Да еще и на лейтенантском жалованье, оно, конечно, побольше твоего или моего, но меньше, чем ему хотелось бы. Ну, мы, понятное дело, называем его капитаном, но больше из вежливости, чем по какой-то другой причине. Сэр Джозеф велел нам так его называть. Однако он всего лишь лейтенант, как мистер Фрейер. Хотя по положению мистер Блай, естественно, выше. Он выше всех нас.
4
Уже вечером, когда обед закончился и офицеры разошлись, я возвратился к обеденному столу и, выполняя указания мистера Холла, отнес посуду и бокалы в камбуз, где старательно вымыл их, прежде чем вернуть в сундук капитанской буфетной. То были не просто какие-нибудь старые тарелки и столовые приборы, с которых обычно кормились офицеры, нет, это была личная собственность капитана Блая, подарок его жены, извлекаемый из буфетной, когда он приглашал к обеду своих ближайших подчиненных. Я был непривычен к такой работе. Отчего и времени она отняла у меня больше, чем я рассчитывал, ведь мытье и вытирание посуды – занятие ужасно медленное и тягомотное, особенно если и вода не шибко горяча, и тряпки недостаточно сухи. Тем не менее я предавался ему, пока работа не была сделана, ибо мне хотелось оставить буфетную сколь возможно более чистой, произвести хорошее впечатление на корабельного кока – в предвидении будущего. Как-никак мистер Холл отвечал за питание всей команды, и потому я полагал разумным обратить его в моего союзника.
Путь из буфетной лежал через капитанскую каюту, где меня застало врасплох зрелище: за письменным столом сидел одетый лишь в ночную сорочку капитан, освещенный одинокой свечой, которая придавала ему обличие скорее призрака, чем человека. Я даже подпрыгнул и едва не вскрикнул, но сумел удержаться – мне вовсе не хотелось показаться ему неженкой и девчонкой.
– Я испугал тебя, – донесся от стола негромкий голос. Капитан передвинул свечу, чтобы я мог получше видеть его. Я отметил, что портреты леди и мальчика стояли теперь совсем рядом с ним и что он пишет письмо – перед ним лежала стопка бумаги, а под правой рукой расположились чернильница и перо. Я заподозрил, что он переводил время от времени взгляд с написанных им слов на портреты. – Приношу мои извинения, – прибавил он голосом тихим и грустным.
– Нет, сэр, капитан, сэр, – торопливо сказал я и потряс головой, а между тем сердце мое возвращалось к обычному размеренному биению. – Я сам виноват. Мог бы и сообразить, что увижу вас здесь. Я просто прибирался в вашей буфетной, вот и все.
– И я благодарен тебе за это, – сказал он, снова берясь за перо.
Несколько мгновений я смотрел на капитана, вбирая в себя его облик. Ростом он был не высок и не низок, ни толстым, ни тощим назвать его было нельзя, лицом капитан был слишком хорош для обозначения «уродливый» и слишком прост для «красивый». В общем и целом человек он был неприметный, но с умными глазами, какими, я полагаю, становятся глаза джентльменов, прошедших хорошую школу.
– Ну, спокойной ночи, капитан, – произнес я и направился к двери.
– Тернстайл, – быстро сказал он и повернулся ко мне, прикидывая, возможно, не плохо ли я показал себя во время обеда и не следует ли сделать мне выговор. – Подойди поближе, ладно?
Я шагнул в его сторону – на несколько дюймов, не более, а он снова передвинул свечу, теперь та стояла на краю разделявшего нас стола.
– Еще ближе, – прошептал он с какой-то напевной интонацией, и я сделал несколько шагов, после которых разделявшее нас расстояние сократилось до трех-четырех футов. Может, я его распаляю? – вот что пришло мне в голову, однако, если честно, он вовсе не казался мне человеком такого пошиба.
– Протяни ко мне руки, – сказал он, и я протянул и прикусил губу, полагая, что получу сейчас трепку за какой-то неведомый мне проступок. Я стоял с протянутыми руками, а капитан отложил перо, взял мои ладони в свои и повертел их так и сяк, внимательно осматривая. – Совсем грязные, – сказал он и поднял на меня сокрушенный взгляд.
