В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том третий

Прошли четыре недели, и старый ростовщик продолжал жить за счет своих единоверцев. Прислужник в Геттовской синагоге, подлый и низкий человек, обратился в полицию и, потребовав назначенную за голову Финкеля сумму, взялся провести полицейских ночью к нему в погреб. Так и было сделано. Илиас Финкель, ничего не подозревавший, должен был быть застигнут там врасплох, но когда полиция подошла к погребу, она нашла дверь его запертою таким крепким железным болтом, что прошло по крайней мере четверть часа, прежде чем удалось открыть ее. Когда, наконец, вошли в вонючий темный погреб, освещенный только маленькой масляной лампочкой, то полицейским представилась ужасная картина. Посреди погреба лежал Илиас Финкель при последнем издыхании. Он перерезал себе горло от одного уха до другого при помощи ножа, который служил ему при употреблении пищи. Кровь лилась ручьем, и чиновники сразу увидели, что помощь тут бесполезна.

Читателям будет небезынтересно узнать, что старый ростовщик совершил самоубийство как раз на том самом месте, где разбил голову своему внуку. Таким образом он сам покарал себя за свое преступление и на том самом месте, где совершил его. Тело должно было быть отправлено на живодерню. Но по ходатайству почтенного пастора Натана оно было передано еврейскому приходу Франкфурта-на-Майне, который похоронил его без всякого шума».

— Итак, вот еще один негодный человек получил заслуженное наказание, я думаю, никто не будет сожалеть об Илиасе Финкеле, — закончил Лейхтвейс, — так как чаша его грехов и преступлений переполнилась. Но не будем дальше говорить об этом негодяе, я вижу, что Лора дрожит при одном воспоминании о нем. Ведь это он вместе с Батьяни хотел продать Прагу, чему мне удалось, к счастью, помешать. А вот и приятная, радостная новость, милые мои…

Лейхтвейс взял новый листок, который ему протянула Лора, и, найдя надлежащее место, начал читать:

«Во всем Франкфурте и далеко по всему округу нет в настоящее время других разговоров, как о намерении почтенного и уважаемого негоцианта Андреаса Зонненкампа покончить свое торговое дело и уйти на покой. Дом, в котором помещалась известная всему миру его торговая контора, Андреас Зонненкамп дарит городу для устройства в нем больницы. Это новое благотворительное учреждение, — содержание которого обеспечено на вечные времена очень крупным капиталом, также пожертвованным Зонненкампом, — будет называться «Дом Аделины» и предназначен для приема исключительно больных и бедных женщин. Не только за этот роскошный подарок, но и вообще за всю его многолетнюю благотворительную деятельность в городе господин Зонненкамп будет провозглашен почетным гражданином города Франкфурта-на-Майне. Депутация из самых почтенных граждан поднесет ему диплом и почетную цепь, которая, как драгоценная реликвия, уже больше ста лет хранится в городском архиве. Господин Зонненкамп, как мы слышали, намеревается проводить в нашем городе только несколько месяцев в году; остальное время он будет жить в находящемся в окрестностях Франкфурта имении своего зятя, майора Курта фон Редвица, чтобы быть вблизи своей любимой дочери и внука».

— Господь да благословит Андреаса Зонненкампа и пошлет ему спокойную старость! — воскликнул Лейхтвейс, опустив газету. — Нет на свете более благородного человека. Мы также увековечили память о нем. Вы ведь знаете, что мы воздвигли каменную плиту на том месте, где когда-то он стоял со своими людьми при битве за спасение Лоры и Елизаветы? На плите из камня, взятого из скал Сьерра-Невада, высечено:

«Здесь в один знаменательный день стоял Андреас Зонненкамп, друг человечества».

— Как мило и благородно с его стороны, — заметила Лора, — назвать «Домом Аделины» основанное им благотворительное учреждение. Таким образом он увековечил память о своей несчастной жене. Память об Аделине будет жить и тогда, когда не останется уже ни одной косточки в ее могиле на крайнем западе Америки.

Чтение на несколько минут прекратилось. Но вся компания с такой жадностью стремилась узнать новости с родины, что после короткого перерыва Лейхтвейс развернул новый номер газеты.

Но вдруг глаза его приняли какую-то странную неподвижность, он стал потирать рукой лоб, точно желая отогнать дурной сон; вдруг он быстро вскочил со скамейки, но тотчас же снова в бессилии опустился на нее. Смертельная бледность покрыла лицо Лейхтвейса, он дрожащими руками взял руки Лоры и крепко сжал их. Все были страшно взволнованы и с трепетом ждали каких-либо скверных вестей.

Лора обняла мужа и вопросительно посмотрела ему в глаза:

— Скажи, что с тобой, мой друг? Какое страшное известие прочел ты? Что бы это ни было, поделись этим со мной и нашими друзьями, которые всегда с таким участием относятся к нам в каждом нашем горе. Гейнц, мой Гейнц, скажи мне, что нашел ты в этой газете?

— Нашего ребенка.

Глава 145

ИСТОРИЯ ОДНОГО РЕБЕНКА

Эти два слова, сорвавшиеся с уст Лейхтвейса, произвели на окружающих такое ошеломляющее действие, описать которое мы не беремся.

Лора пронзительно вскрикнула и схватила газету.

Зигрист, Рорбек и Резике также вскочили со своих мест и бросились к Лейхтвейсу, точно стараясь защитить его от невидимого врага.

— Стой, жена!.. — воскликнул Лейхтвейс, указывая рукой на то место газеты, которое причинило ему такое волнение. — Не ты должна прочесть нам это известие, с Божьей помощью я сам прочту его вслух.

Лора охотно уступила газету мужу, который, развернув ее, начал стоя читать:

Мы сегодня в состоянии сообщить читателям нашей газеты известие, которое произведет невероятную сенсацию во всем Нассау, по обоим берегам Рейна и преимущественно в Бибрихе, Висбадене и Франкфурте-на-Майне. До сих пор, и теперь даже более чем когда-либо, в памяти населения живет имя Генриха Антона Лейхтвейса, того разбойника, мнения и слухи о котором так разноречивы. В то время как знатные и богатые, для которых он был истинным бичом, ненавидят и презирают его, бедное население просто боготворит его, распространяя множество рассказов об его отзывчивости ко всякой беде и несчастью. Известно, что Генрих Антон Лейхтвейс с женой, прекрасной молодой графиней Лорой фон Берген, отказавшейся ради мужа от высокого положения, титула, богатства, со всей своей шайкой утонул в Северном море после того, как имел неслыханную дерзость утопить парусное судно «Колумбус». Он навел его на подводную скалу в окрестностях Гельголанда, утопил его и вместе с ним утонул и сам со всей своей компанией. До сих пор думали, что знаменитый разбойник не оставил после себя никаких следов, кроме многочисленных рассказов о его смелых, даже фантастических похождениях; ничего, кроме обожания и благоговения со стороны народа и слухов о необыкновенной красоте Лоры фон Берген, ее любви и преданности, с какою она переносит все опасности и лишения, связанные с жизнью разбойника. Но теперь из Бингена-на-Рейне появилось известие, благодаря которому снова выплывают на сцену имена Генриха Антона Лейхтвейса и его жены Лоры фон Берген.