Аспект белее смерти - Павел Николаевич Корнев
Я даже вонь горелой плоти и волос уловил, но задрал штанину и — ничего.
Лёгкая припухлость, длинный чёрный синяк, никакого намёка на ожог.
Чего ж меня так корёжит тогда⁈
И тут я сообразил: магия! Меня прожаривала какая-то церковная магия! Точнее — не какая-то, а лечебная.
Несколько дней кряду я в навеянном лихорадкой бреду пытался вдохнуть в себя небесную силу, но из той зряшной затеи ничего не вышло, а сейчас и стараться даже не пришлось: противоестественное тепло накатывало со всех сторон, жгло и терзало ногу, заставляя скрипеть зубами от боли.
Не будь дверь заперта, точно бы уполз на улицу, а так бессильно распластался на циновке и завис на самой границе беспамятства. Беспрестанно проваливался в забытьё и тут же выныривал обратно под очередным натиском терзавшей ногу боли. Та пульсировала всё сильнее и яростней, незримые огненные пальцы впивались в отбитую голень всё глубже и глубже, под их нажимом начали плавиться кости.
И я понял — не выдержу, рехнусь.
Но только если раньше не задохнусь — каждый очередной вдох давался со всё большим трудом.
Я постарался разжать судорожно стиснутые челюсти, перебороть крутившие тело судороги и наполнить лёгкие воздухом. Выдохнуть и наполнить вновь. И втянуть в себя не только воздух, но ещё и небесную энергию. Раз за разом: вдох! вдох! вдох!
Ни черта из этого не вышло, но мало-помалу меня перестало корёжить и вернулась ясность мысли. И одновременно возникло жжение в районе солнечного сплетения. С каждым ударом сердца, с каждым вдохом — всё сильнее и сильнее. И когда моргал, то будто песок в воспалённые глаза сыпал.
И вот точно ли ничего не вышло⁈ Или всё же выгорело? Не поэтому ли начал потихоньку выгорать изнутри уже я сам⁈
Я припомнил всё, о чём говорилось на листке с описанием третьей ступени возвышения, и в следующий раз попытался энергию не только втянуть, но и вытолкнуть прочь, не задерживая в себе.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Полегчало. Пусть я и продолжал обливаться потом, зато больше не запекался от лютого жара незримого небесного пламени. Правда, теперь на выдохе обжигало глотку. Того и гляди — пламя изрыгать стану, куда там заморским факирам! И вновь на помощь пришли наставления о возвышении. Я бросил выдыхать энергию, вместо этого взялся прогонять её по телу тёплой волной и представлять, как та вырывается вовне прежде, чем успеваю сделать очередной вдох.
Это оказалось неожиданно легко. Точнее — оказалось бы, если б всякий раз в отбитой голени не загорались жгучие уголья боли. Это сбивало, и приходилось всё начинать заново.
Плевать! Заняться в любом случае больше было нечем, и уж точно я не желал корчиться в судорогах, поэтому упражнялся, упражнялся и упражнялся, стараясь ничего не переврать и следовать записям до самой последней буквы.
Зачем — и сам не знаю. Просто посчитал важным.
Глава 6
3−1
Завершил мои потуги на возвышение приступ рвоты.
Вот ещё только втягивал в себя переполнявшее подвал тепло — и уже бегу в угол, зажимая ладонью рот. Полоскало долго и жёстко, почти как в тот раз, когда отравился испорченной рыбной похлёбкой, а вот нога — нет, нога больше не болела. Сохранился некий намёк на неприятную ломоту, но не более того. Ещё и синяк выцвел, от длинной полосы осталось лишь тусклое пятно в месте удара.
Немного очухавшись, я вновь потянул в себя энергию, но мигом пошла кругом голова. Тогда начал вышагивать от стены к стене и обдумывать недавние события.
В самом ли деле удалось открыть в себе талант тайнознатца или просто разыгралось воображение? А ну как всё лишь примерещилось?
Духота, густой аромат ладана, ещё и от лихорадки толком не отошёл, а меня церковной магией — бац! Вот и поплыл.
Уж не знаю, к какому выводу на сей счёт я бы пришёл, но тут в замке скрежетнул ключ и распахнулась дверь.
— Живой? — с усмешкой спросил возникший на пороге брат Тихий.
— Угу, — промычал я и поспешил на выход, дабы монашек не успел унюхать запах рвоты.
— Нога как? — уточнил он, выпустив меня наружу.
Я легко взбежал по крутой лесенке и сказал:
— Лучше!
— Просто лучше или совсем прошла?
— Прошла, — решил я после недолгих колебаний.
— Ну и топай тогда! — Брат Тихий вывел меня за ворота и предупредил: — Не явишься к заутрене, найду и ногу сломаю!
Я лишь кивнул и поспешил прочь.
У Чёрного моста ожидаемо наткнулся на Угря с приятелями. Тот сразу отметил перемену в походке и на сей раз дерзить не решился.
— Ну и как, Серый? — спросил он. — Взяли?
Я покачал головой.
— Не вышел из меня побирушка. Буду в служки пробоваться.
— Сдурел⁈
— Глядишь, знакомства нужные заведу. А нет — хоть свечных огарков насобираю.
Парень поскрёб затылок и признал:
— Это дело.
В итоге расстались мы вполне по-приятельски. Заняться было нечем, но в Гнилой дом я не пошёл. Вместо этого отправился на базар, где сейчас должна была приглядывать за нашими мелкими попрошайками Рыжуля. Идти было всего ничего, да только тележные колёса превратили раскисшую после дождя дорогу в непролазную топь, приходилось пробираться по деревянным мосткам, а тётки с корзинами сторониться отнюдь не собирались. Ещё и сточные канавы переполнились мутной зловонной жижей, и от одной только мысли, что оступлюсь и грохнусь туда, сделалось не по себе. А потерять равновесие на прогибавшихся под весом прохожих досках ничего не стоило: пусть нога уже и не болела, но некоторая скованность так никуда и не делась.
Торговые ряды занимали немалых размеров площадь, со всех сторон окружённую домами с лавками на первых этажах и складами на задних дворах. Все переулочки и проходы перегораживали высоченные заборы, попасть внутрь можно было лишь через главные ворота. На пятачке перед ними наяривала компашка уличных музыкантов. Басовито бумкал пузатый барабан, звенели медью тарелки, рвала душу пронзительной мелодией скрипка, вторили ей труба и гармонь. В лежавшем с краю футляре желтели медяки.
Подпиравший столб ворот детина смерил меня недобрым взглядом, но цепляться не стал, пусть и узнал. Но я — это отдельная история, а вот протащить на базар мелких было куда как сложней. Малолетних попрошаек и воришек тут не жаловали, Лука
