Жюль Верн - Тайна Вильгельма Шторица
— Не угодно ли вам, господа, выйти отсюда прежде меня? — сказал начальник полиции. — Вы идите вперед, я пойду по одной стороне улицы, агенты мои — по другой, и мы сойдемся у дома Шторица. Хорошо?
— Хорошо, — ответил капитан Гаралан.
Мы вдвоем вышли из ратуши и пошли по набережной Батьяни.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Наши три группы шли разными дорогами. Погода была пасмурная. По небу быстро неслись к востоку серые пухлые облака. С пронзительным криком летели против ветра парами аисты и журавли. Дождя не было, но он мог хлынуть каждую минуту, и притом проливной.
Прохожие встречались редко, но все-таки, если бы мы шли вместе, на нас бы обращали внимание. Поэтому господин Штепарк отлично сделал, что распорядился разбить нас на группы.
Капитан Гаралан молчал всю дорогу. Я продолжал опасаться, что он не сдержит себя и совершит насилие над Шторицем. Поэтому я даже сожалел, что Штепарк позволил нам присутствовать при обыске.
Через четверть часа мы дошли до того угла набережной и бульвара, где стоял дом Родерихов. В нижнем этаже не было открыто ни одного окна. Окна в спальнях мадам Родерих и Миры также были закрыты. Какой контраст с вчерашним оживлением!
Капитан Гаралан постоял, поглядел на опущенные занавески, вздохнул и погрозил кулаком, но не сказал ни слова.
Завернув за угол, мы пошли по бульвару Текели и остановились у дома Шторица.
У ворот уже прохаживался, заложив руки в карманы, начальник полиции. Вскоре подошли и его агенты. С ними находился приглашенный слесарь.
Окна в доме были закрыты, по всегдашнему обыкновению. Даже в бельведере были опущены все занавеси, так что внутри ничего не было видно.
— Кажется, никого нет, — сказал я Штепарку.
— Сейчас мы узнаем, — ответил он. — Но будет странно, если в доме никого не окажется. Вон там, налево, виден дым из трубы.
Действительно, над крышей дома вилась струя дыма.
— Если хозяина нет, — прибавил Штепарк, — то лакей, во всяком случае, должен быть налицо, а нам решительно все равно, кто бы нас ни впустил.
Лично я даже был бы рад, если бы Шторица в доме не оказалось, ввиду присутствия с нами капитана Гаралана. Пусть бы даже Шторица совсем не было в Раче!
Начальник полиции громко постучал молотком в доску, вмонтированную в решетку. Мы стали ждать, чтобы кто-нибудь вышел и отворил ворота.
Прошла минута. Никто не вышел. Штепарк опять постучал.
— Должно быть, тут все оглохли? — пробормотал он.
Подождав еще немного, он сказал слесарю:
— Действуй!
Слесарь выбрал из связки инструменты, вложил в защелку. И ворота легко отворились.
Мы все вошли во двор. Четверо агентов пошли с нами, а двое остались у ворот.
Крыльцо в три ступени вело к дверям, которые также были заперты.
Господин Штепарк два раза постучал в них своей палкой.
Ответа не было. Из дома не доносилось ни малейшего шороха.
Слесарь взошел на крыльцо и вложил в замок одну из своих отмычек. Можно было ожидать, что замок повернут на несколько поворотов и что, кроме того, дверь заперта изнутри на задвижки. Увидев полицию, Шториц мог сделать все это, чтобы ее задержать.
Ничуть не бывало. Замок легко поддался, и дверь сразу же открылась.
— Войдемте, — сказал Штепарк.
Коридор освещался решетчатым окошком, устроенным над входной дверью, и кроме того, в него проникал свет через стекла другой двери, которая вела в сад.
Начальник полиции ступил несколько шагов по коридору и громким голосом спросил:
— Есть здесь кто-нибудь?
Тишина.
Он повторил вопрос. Опять никто не ответил. В доме не слышно было ни звука. Только в одной из боковых комнат нам послышался как будто легкий шорох. Но, вероятно, мы ошиблись.
Господин Штепарк прошел по коридору дальше. Я шел за ним, а за мной капитан Гаралан.
Один из агентов остался на крыльце.
Мы отворили дверь и окинули взглядом сад. Он был окружен высоким каменным забором и занимал площадку в три тысячи шагов в квадрате. В середине находилась лужайка с некошеной травой, почти уже увядшей. Вокруг дома шла извилистая аллея часто посаженных молодых деревьев. Вдоль забора виднелись старые большие деревья. На всем лежал отпечаток неряшливой запущенности.
Сад осмотрели, но никого в нем не нашли, хотя на дорожках заметны были свежие следы.
Окна дома со стороны сада были все закрыты ставнями, кроме одного, крайнего в первом этаже. Этим окном освещалась лестница.
— Обитатели дома, по-видимому, ушли ненадолго и должны скоро вернуться, — сказал начальник полиции. — Впрочем, может быть, они держались все время начеку и скрылись куда-нибудь перед самым нашим приходом.
— Вы думаете, они узнали о нашем посещении? — возразил я. — Едва ли. Нет, скорее, по-моему, можно ожидать, что они вот-вот вернутся.
Штепарк с сомнением покачал головой.
— А дым из трубы? — напомнил я. — Ведь это значит, что где-нибудь топится печь.
— Поищем, где она топится, — сказал начальник полиции.
Убедившись, что в саду и во дворе никого нет, господин Штепарк предложил нам войти в дом. Дверь в коридор заперли на ключ.
В коридор выходили четыре комнаты. В одной из них, окнами в сад, была кухня. В другой находилась только лестница на следующий этаж и на чердак.
Осмотр начали с кухни. Один из агентов открыл окно и отодвинул ставни с узким прорезом, пропускавшим очень мало света.
Обстановка кухни оказалась самой простой. Чугунная плита, по бокам два деревянных шкафа, посередине стол, два плетеных стула и две некрашеные скамьи. По стенам висела незатейливая посуда и кухонная утварь. В углу тикали часы с недавно подтянутыми гирями.
Плита топилась. В ней тлел уголь, от которого и шел дым, виденный нами.
— Кухня есть, — сказал я, — ну а где же повар?
— И его господин? — прибавил капитан Гаралан.
— Будем искать дальше, — ответил Штепарк.
Остальные комнаты нижнего этажа также подверглись обыску. Одна из них, гостиная, была обставлена мебелью старинной работы с немецкой обивкой, полинялой и потертой. На каминной доске стояли старые некрасивые часы, все в пыли. Они давно уже не ходили. В одном из простенков, напротив окна, висел в овальной раме большой портрет. На раме было написано: Отто Шториц.
На полотне была подпись неизвестного художника, но работа была талантливая, кисть сильная, краски смелые. Капитан Гаралан не мог отвести глаз от этого холста.
Лицо Отто Шторица произвело и на меня очень сильное впечатление. Чему это приписать? Собственному известному настроению или влиянию обстановки? Как бы то ни было, в этой заброшенной старой гостиной знаменитый ученый представлялся каким-то фантастическим существом. Могучая голова с густыми волосами, похожими на седую львиную гриву, громадная борода, непомерно огромный лоб с горящими как уголь глазами, как будто вздрагивающие губы… Портрет казался мне живым. Казалось, Отто Шториц вот-вот выскочит из рамы и крикнет замогильным голосом:
