Роберт Стивенсон - Вечерние беседы на острове
Пройдя некоторое расстояние быстрым шагом, я увидел третьего туземца, сидевшего точно гость, на веранде; Умэ разговаривала с ним как хозяйка. Подойдя еще ближе, я узнал в нем главного старшину Миа и увидел, что он весело улыбается и курит. Что он курил? Не вашу европейскую сигаретку, годившуюся только коту, даже не настоящую огромную с ног сшибательную туземную сигару, которую он может курить, когда сломана его трубка, а одну из моих мексиканских сигар, в чем я мог побожиться. При виде этого сердце мое усиленно забилось, и у меня зародилась безумная надежда, что тревога миновала, и Миа просто зашел ко мне мимоходом.
Умэ указала ему на меня, когда я поднимался наверх, и он встретил меня у моей собственной лестницы, как настоящий джентльмен.
— Вилквили, — сказал он (лучше этого они не могли выговарить моего имени), — я рад.
Островитянин старшина может быть любезен, если захочет, сомнения быть не может. Я увидел, что дело последовало за словом. Умэ без всякого вызова сказала мне: "Они теперь не боятся Эзе, копра принесут". Я вам скажу, что пожал я руку этому канаку, как самому лучшему белому в Европе.
Дело в том, что он и Кэз ухаживали за одной и той же девушкой. Миа заподозрил это и решил устроить торговцу засаду и помешать ему добиться успеха. Оделся сообразно с обстоятельствами, взял с собою для большей гласности двух вооруженных слуг и, дождавшись ухода Кэза из селения, зашел ко мне передать мне свое дело. Он был так же богат, как и могуществен. Он получал, пожалуй, пятьдесят тысяч орехов в год. Я оценивал его владения стоимостью всего побережья острова и еще четвертью сотни выше, а что касается кредита, то я охотно предложил ему все содержимое магазина со всеми приспособлениями, так мне было приятно видеть его. Надо сказать, что он купил по-джентльменски: рису, жестянок и сухарей на целую неделю, а материи кусками. Кроме того, он был премилый, очень веселый; мы с ним откалывали шутки, — больше с помощью переводчика, потому что он весьма слабо понимал по-английски, а мой туземный разговор был еще бесцветен. Я сделал одно открытие: он в действительности никогда не считал Умэ очень опасной и на самом деле не боялся ее, а притворялся верящим из хитрости, думая, что Кэз пользуется большим влиянием в селении и может помочь ему.
Это навело меня на мысль, что мы оба находимся в затруднительном положении. Ему приходилось идти против всего селения, и это могло ему стоить потери авторитета; а мне, после моего разговора с Кэзом на берегу, это могло стоить жизни. Кэз недаром сказал, что покончит со мною, если мне удастся добыть копры. Вернувшись домой, он узнает, что лучшее дело перешло в другие руки. Самое лучшее, что я мог сделать, это, прежде всего, избавиться от смерти.
— Слушай, Умэ, скажи ему, что я очень сожалею, что заставил его ждать, но я ходил в лес смотреть склад Тиаполо Кэза.
— Он хочет знать, испугались ли вы? — перевела Умэ.
Я захохотал.
— Не очень, — сказал я. — Скажи ему, что это просто игрушечная лавка! Скажи, что мы в Англии даем такие штуки для игры детям.
— Он хочет знать, слышали ли вы, как дьявол поет? — спросила она затем.
— Теперь пока я не могу, видишь ли, это устроить, потому что у меня нет струн, — сказал я, — но как только придет первый корабль, я устрою такую же самую штуку здесь, на своей веранде, и он сам тогда увидит, много ли в этом дьявольского. Скажи ему, что как только я добуду струны, я приготовлю одну такую игрушку для его пиканинни. Называется она эоловой арфой. Можешь ему сказать, что это название значит по-английски, что никто, кроме дурака, цента за него не даст.
На сей раз он так был доволен, что попытался снова заговорить по-английски.
— Вы говорить верно? — спросил он.
— Конечно, верно как Библия, — сказал я. — Принеси сюда Библию, Умэ, если она у тебя есть, я поцелую ее. Или вот что лучше, — сказал я, — спроси его, побоится он пойти туда сам днем?
Он, кажется, не боялся и мог бы рискнуть отправиться днем и в компании.
— Значит, дело в шляпе! — сказал я. — Скажи ему, что этот человек обманщик, что все его штуки глупость одна, и если он пойдет туда завтра, так увидит. Но скажи ему, Умэ, чтобы он понял, что если он будет болтать об этом, то это непременно дойдет до Кэза, и я погиб. Я веду его игру, и если он обмолвится хоть одним словом, кровь моя будет у дверей его и послужит ему в осуждение и при жизни, и после смерти.
Она ему передала, и он в подтверждение пожал мне руку, говоря:
— Не рассказывает. Пойдет наверх завтра. Вы мой друг?
— Нет, сэр, не так глуп. Я приехал сюда торговать, скажи ему, а не дружить. А что касается Кэза, так я спроважу этого господина в царство небесное.
И Миа ушел, насколько я мог видеть, вполне довольным.
ГЛАВА V
Ночь в лесу
Положение было затруднительное. Надо было разбить Тиаполо раньше следующего дня, и у меня было хлопот полон рот не только с приготовлениями, но и с уговорами. Дом мой походил на клуб рабочих. Умэ убеждала меня не ходить в лес ночью и говорила, что если я пойду, то обратно не вернусь. Вы знакомы с ее доказательствами, вроде королевы Виктории и дьявола, и я предоставляю вам вообразить, был ли я утомлен к вечеру.
Наконец у меня явилась счастливая мысль.
"К чему рассыпать жемчуг перед нею? — подумал я. — Лучше пустить в ход ее собственное оружие".
— Вот что я тебе скажу. Принеси ты мне свою Библию, и я возьму ее с собою. Это принесет мне пользу.
Она клялась, что Библия не поможет.
— Настоящее канакское невежество, — сказал я. — Принеси Библию.
Она принесла ее. Я перевернул первую страницу с заглавием, где, по-моему, должно было быть напечатано по-английски, что и было.
— Вот смотри! — сказал я. — "Лондон. Напечатано. для британского и иностранного библейского общества доминиканцев", и число, которого я не могу прочесть благодаря тому, что оно написано римскими цифрами. Ни один черт не подойдет близко к библейскому обществу доминиканцев. Как ты полагаешь, прогоняем мы на родине наших собственных дьяволов? Всецело библейским обществом!
— У вас их нет, я думаю, — сказала она. — Белолицый, он говорил мне, у вас нет.
— У нас нет? — спросил я. — Почему же эти острова наполнены ими, а в Европе нет ни одного?
— У вас нет плодов хлебного дерева, — ответила она.
Я готов был волосы на себе рвать.
— Послушай, жена, — сказал я, — засохни! Ты мне надоела. Я возьму Библию, и она приведет меня аккуратно как почта, и это мое последнее слово.
Ночь спустилась удивительно темная; облака покрыли небо вместе с солнечным закатом; не видно было ни одной звездочки, и лишь на короткое время показался кусочек луны. В самой деревне с горевшими в открытых домах огнями, с факелами рыбаков, двигавшихся у рифа, было весело, как на иллюминации, но море, горы и лес были совершенно темны. Было, должно быть, часов около восьми, когда я тронулся в путь, нагруженный как мул? Во-первых, тут была Библия, книга величиною с вашу голову, которую я взял по собственной глупости, потом ружье, нож, фонарь и патентованные спички, все нужное; кроме того, в руках масса принадлежностей: здоровенный заряд пороха, пара динамитных бомб и две или три штуки фитилей, которые я вытащил из оловянных футляров.
