В. Меньшиков - Искатель. 1970. Выпуск №1

— Венский железнодорожный узел. Он был сформирован по приказу комиссара безопасности, эксцеленс.

— Значит, СД?

— Так точно, эксцеленс!

— Охрана вагона ваша или службы безопасности?

— СД.

— Доложите, только коротко, о ходе расследования, — приказал Ширах.

— Диверсия совершена с помощью взрывного устройства с дистанционным управлением, подложенного под рельсы. Эшелон следовал в Вену с различными грузами — большинство из оккупированных восточных территорий: станки, металлолом, но самое главное — в поезде было несколько вагонов с оборудованием для ФАУ. Вот, эксцеленс, список подозреваемых подпольщиков-диверсантов.

Ширах быстро пробежал взглядом листок и удивленно поднял брови.

— Целый интернационал…

— Прошу прощения, господин имперский наместник, но я позволю обратить ваше внимание на одну деталь.

— Ну, говорите.

— С эшелоном в Линц, на заводы рейхсмаршала, следовал вагон с дефицитным стратегическим сырьем: несколько тонн бронзовых скульптур, и среди них бюст большевистского вождя Ленина…

— Дальше! — Гауляйтер встал и, обогнув стол, вплотную подошел к фон Зальцу.

— Все уцелевшие грузы были подобраны на месте крушения и доставлены в Вену. Я лично осмотрел этот бюст и с помощью переводчика прочел надпись на скульптуре. Это ценная большевистская реликвия. Подарок съезду большевиков Украины от железнодорожников депо.

— А насчет бюста Ленина, господин фон Зальц, предупреждаю, не болтайте лишнего.

— Яволь, эксцеленс!

— Какие приняты вами меры?

— Под наблюдение взяты все железнодорожники, знавшие о прохождении этого поезда. Специальная группа тайной полиции ведет расследование на шахте и в филиале кацет Матхаузена — «Грюнэхюгель».

— И это все?

Фон Зальц подавленно молчал. Гауляйтер обрушил на него и «нерадивое гестапо» поток отборных ругательств. Потом как-то сразу погас, словно у него иссяк весь запас нецензурной брани.

Дальбрюгге вовремя заметил перемену в настроении Шираха и быстро выдворил фон Зальца из кабинета. Гауляйтер приказал позвать штурмбаннфюрера.

— Через два дня я буду разговаривать с Кальтенбруннером, возможно, и с рейхсфюрером Гиммлером в Берхтесгадене, — сказал Ширах штурмбаннфюреру Вольту, выслушав его подробный доклад о неудавшемся аресте подпольщиков на шахте концерна в Грюнбахе. — Я думаю, они одобрят мое предложение, чтобы вы, штурмбаннфюрер, включились в расследование железнодорожной диверсии и возглавили операцию по поимке и аресту государственных преступников.

— Благодарю вас, эксцеленс, за оказанное доверие и честь работать с вашими людьми. Хайль Гитлер!

Проводив Вольта до дверей приемной, помощник гауляйтера прошел в свой кабинет. Просмотрев в записной книжке пометки, сделанные у Шираха, Дальбрюгге обвел красным карандашом фамилию инженер-майора Бломберга, на чье имя была составлена железнодорожная накладная, куда был занесен и бюст Ленина.

ПОДПОЛЬНЫЙ ФРОНТ

— Я же вам запретил приходить сюда, да еще днем, на виду у всех! — раздраженно выкрикнул фон Зальц, наступая выпяченной грудью на щупленького мужчину, похожего на старого, нахохлившегося грача. Тот, не моргая, смотрел на гестаповца бесцветными, навыкате глазами.

Длиннополая коричневая сутана скрывала согбенную годами и постами фигуру монаха. Он, казалось, совершенно не реагировал на вспышку гестаповца. Продев костлявые пальцы под крученый веревочный пояс, он прошепелявил беззубым ртом:

— Господин фон Зальц не должен терять драгоценного времени. Ах, если бы я знал, какая дичь угодит в мои силки, разве я бы дожидался сегодняшнего утра! Ваш посыльный всегда приходит к слуге божьему слишком поздно…

Фон Зальц с трудом заставлял себя терпеливо выслушивать витиеватую речь иезуита. Ему так и хотелось схватить монаха и вытрясти из него донос, словно конверт из почтового мешка.

— Хорошо, выкладывайте, что там у вас экстренного. — Фон Зальц открыл крышку магнитофона.

Монах запустил руку под полу сутаны и вытащил маленькую кассету.

— Комментарии потом, — поспешил предупредить фон Зальц.

Из динамика послышался чей-то простуженный кашель. Он перемежался прерывистыми всхлипываниями. Потом прозвучал торопливый, захлебывающийся шепот:

«Я в смятении, патер… Помогите!»

Монах отошел от столика, где на магнитофоне прокручивалась пленка, снятая с аппарата подслушивания, тайно установленного гестапо в исповедальне собора святого Стефана, и удобно расположился в глубоком мягком кресле.

«Успокойся, дочь моя, облегчи свою душу…» — шуршала пленка.

Фон Зальц хотел было спросить гестаповского осведомителя, кому из священнослужителей собора принадлежит этот голос, но тут же передумал. Он побоялся упустить какую-нибудь важную деталь из магнитофонной записи, срочно доставленной монахом в нарушение установленных фон Зальцем строгих правил конспирации.

«Святой отец, — вздрагивающим голосом продолжала исповедоваться неизвестная молодая женщина. — Мой жених попал под пагубное влияние людей, которые могут навлечь на него несчастье и даже гибель…»

Гестаповец весь напрягся. Кажется, ему удалось наконец ухватиться за нить, которая позволит добраться до «врагов рейха»…

Все последние дни мысли фон Зальца метались вокруг запутанного клубка событий, связанных с пущенным под откос поездом. Он только еще не подозревал, как близко протянулась эта пойманная гестапо нить к тем самым железнодорожным путям, где подпольщики осуществили свою последнюю диверсию.

«Сегодня я нашла в евангелии жениха листовку, патер… Она призывает к неповиновению властям и фюреру! Ведь это же страшный грех. Я не хочу, чтобы мой жених слушался советов дурных людей и стал саботажником. Он ведь работает на вокзале, а листовка подстрекает совершать акты саботажа как раз на железных дорогах…

— Твой жених когда-нибудь говорил тебе, дочь моя, что он связан с этими людьми, написавшими листовку?

— Нет, патер…

— Может быть, он и не сделал еще ничего плохого…

— О, если бы это было так… Но листовку мой жених не выбросил, а спрятал в священное писание… Что же мне делать, патер?

— Успокойся, дитя мое, и молись… Всевышний подскажет тебе, и ты сердцем поймешь, как спасти своего любимого…»

Фон Зальц щелкнул выключателем. Ему хотелось тут же отдать приказ об аресте этого священника: слишком громко еще звучали в его ушах язвительные реплики гауляйтера Вены, брошенные в адрес гестаповцев, «разжиревших от безделья и очнувшихся от пьяной дремоты только тогда, когда к их носу подпольщики подсунули фитиль своей бомбы!»