Василий Веденеев - Искатель. 1986. Выпуск №3

Паисий обхватил руками голову и горестно застонал.

В первое мгновение, когда услышал скрип открываемой двери, он хотел отвлечь бандитов. Что это были бандиты, он ни па секунду не сомневался. Но в последний момент стало ясно — не поможет. Его даже не застрелят, зачем шуметь? Свернут голову, как гусю, и все

Тогда Паисий затаился. В церковь вошли не все. Трое или четверо остались снаружи. Один подошел совсем близко к кусту, за которым он присел.

Он до сих пор с омерзением вспоминает раздражающее подергивание носом и сопение. Насморк был у бандита. Это хлюпанье мешало услышать, что происходит там, в церкви.

Потом раздался звук шагов. Звук становился громче, шаги приближались. Сопливый охранник забеспокоился. Лязгнул затвором. Разговор их Паисий, наверное, на всю жизнь запомнит.

«Кто там?» — осторожно спросил осипший страж. «Да я, я, Казимир! Не пальни, дурак…» — «Скоро там?» — «Да все, сейчас уходим». — «А тянули-то чего?» — охранник снова хлюпнул. «Энкэвэдиста поймали». — «Кончили?» — деловито спросил страж. Второй ответил, чуть помедлив: «Не знаю, там сам решает. А у меня терпеть мочи больше нет». В темноте послышалось журчание.

«Ладно, пошли, Лех звал!» Они ушли.

Подождав немного — вдруг вернется, Паисий привстал, чуть размял затекшие руки и ноги. Увидел темные фигуры, отделившиеся от чернеющей громады церкви. Выйдя из двора, они были хорошо видны на фоне чуть посветлевшего неба, но, сворачивая за угол, исчезали.

Когда последний скрылся из виду, Паисий поспешил к двери. Но на ней снова висел большой ржавый замок. Будто ничего и не случилось. Тогда он потрусил к тому месту, откуда залезал Алексей. Попытался вскарабкаться на стену. Ему слышались стоны. Слабый голос, зовущий на помощь. Но силы не те, он скользил и падал.

Вернулся к двери, дернул со злости замок. Тот неожиданно отвалился. Паисий открыл тяжелую дверь. Никого

Потом обшарил все кладбище. Тоже никого…

Паисий задал себе вопрос: а как же это получилось, что бандиты появились в церкви именно в тот момент, когда там был Алексей? Случайность? Не похоже!

Василина! Да-да, именно она. Ну у кого еще мог быть реальный выход на банду? Конечно, она! С Чеславом у них совсем неясные отношения. Кому Алексей мог сказать о том, что он собирается делать? Тоже ей. И тропинки все в лесу и на болотах знать может. И отец ее. Кому служит Филипп? Теперь ясно…

…Паисий увидел Василину издалека.

— Холода скоро, — сказал Паисий после того, как поздоровались. Василина остановилась.

— Да, может, и не скоро. Вон как тепло, — ответила она.

— Все по хозяйству хлопочешь?

— Отец занят, а Нестор разве позаботится о себе сам?

— Да-да, непросто. Замуж выйдешь, еще хлопот прибавится. Василину будто в прорубь окунули после таких слов. Ответить она ничего не могла. Боялась разрыдаться.

Он истолковал это по-своему.

— А ты замуж-то когда собираешься? Вроде и жених у тебя был? Кстати, где он сейчас? Вроде как уехал сопровождать в полк молодого пана, так про него и не слышно.

— Какой полк? Куда уезжал? О чем это вы, Паисий Петрович?

— Да как о чем? Чеслав ведь перед отъездом всем сказал, что как вернется, в жены тебя возьмет!

— Не знаю, рано мне еще, — резко ответила она. — С чегой-то вы вдруг заговорили об этом?

— Говорят, видели его. Злой ходит. Кому-то голову свернуть собирался и все про женитьбу говорил.

Паисий лгал. Лгал неумело. Но остановиться уже не мог.

— Кому? — Василина насторожилась.

— Не знаю. Не я же его видел. Разве он сам тебе не говорил?

— Мне? Не видела я его и век видеть не хочу.

Паисий посмотрел на девушку. Какое презрение в ее голосе! Его стали одолевать сомнения. Может, и ни при чем тут она?

— Красивая ты. Нарисовать бы тебя… — Паисий помолчал и тихо, почти про себя, добавил: — Только вот художника нашего нет…

Из глаз Василины выкатилось по слезинке.

— Прости… Я не хотел. — Он легко дотронулся до ее руки. — Ладно, дядько Паисий, чего там… — Василина отвернулась, вытирая глаза концом платка. — Только бы живой…

— Бог даст — будет… — перекрестился Паисий, — хороший он юноша, добрый… М-да… Сильно мы с ним сдружились.

— Вы? — улыбнулась сквозь слезы девушка. Очень уж не вязался непоседливый Алеша с пожилым учителем.

— Да-да! Что тут удивительного! Старое, оно всегда тянется к молодому. Опять же общность взглядов… — Паисий почувствовал, что запутывается в словах. — Я и говорю… — осторожно кашлянул он. — Бог, он несправедливости-то не допустит! Пришлет Алеша весточку-то, пришлет! Если мне пришлет, так я тебя тут же и упрежу… Даст бог, хорошо все будет.

— Спасибо вам, спасибо.

— И ты… если какую весточку получишь, порадуй старика, не забудь. Договорились?..

В темноте трудно было понять, куда они двигаются. Кладбище давно осталось позади. Вроде начинался лес.

Потом под ногами захлюпало. «Болото, — подумал он. — Будут топить. Кинут в трясину, и все. И никаких следов». Вот тут стало обидно. Что подумают люди, Василина? Сбежал. Испугался. А кто обратное докажет, если Паисия уже нет в живых? Потом его толкнули. Едва коснувшись холодной жижи, он почувствовал чьи-то руки, которые тащили его назад, на твердое место. Стало ясно, что топить не будут, значит — будут пытать.

Шли долго. Наконец Алексей почувствовал сухую почву. За штанины цеплялась трава. Потом, когда прошли немного посуху, заскрипела неизвестно откуда взявшаяся посередине топи дверь. Его втолкнули внутрь. С головы сдернули мешок, развязали руки.

В бункер, куда втолкнули его, вошли еще человек десять—двенадцать. Алексей подумал: «Когда на допрос?» Но его не повели. Более того, усадив в дальний угол, про него забыли. Ходили, пересмеивались, переговаривались. Говорили то по-польски, то по-белорусски, украинский говор слышался. Проскочила даже немецкая фраза. Двое у стола ножевыми штыками вскрывали консервные банки, крупно резали хлеб, разливали по кружкам ром. Ему тоже сунули банку консервов и ложку, большой кусок хлеба.

А потом он вместе со всеми улегся спать. Сначала вздрагивал от каждого шороха. Но все же заснул. И уже не слышал ни скрипа соседних нар, ни глухих тревожных звуков болота, ни густого храпа.

Проснувшись, Алексей не хотел подниматься, лежал с закрытыми глазами.

Сейчас, когда голова ясная, нужно все понять и выработать план дальнейших действий. Нечто подобное уже пришлось испытать. Когда его арестовали в Варшаве, он тоже вот так сидел неделю—другую. Ни допросов, ни передач. Прием испытанный — у заключенного слабеет воля, появляется острая жажда в общении, притупляется чувство опасности. Но болото — это не варшавский «павяк».[9] И недель у бандитов нет. Значит, ждать недолго. А пока наблюдать и запоминать.