Всеволод Воеводин - Слепой гость
Усталость разливалась по моему телу, глаза слипались. Все пережитое за день стало казаться далеким, давним. Я не прислушивался к разговору, и только тогда, когда заговорила мать, я обратил внимание на ее слова.
— Он ведь такой хороший человек, — сказала она, — такой добрый, такой веселый, такой работящий. Он не показывает этого, но я знаю, он очень мучается оттого, что не слышит и не говорит. Это было б такое счастье, такое счастье...
Она всхлипнула и замолчала. Женщины работали молча, как будто бы не слышали слов моей матери, а она рукавом незаметно вытерла слезы и оглянулась на отчима. Я тоже посмотрел на него. Я увидел его согнутую спину, и мне стало как-то неприятно: вот сидит человек и о чем-то думает, что-то делает, а другие говорят о нем здесь же, как будто его и нет.
— Мама, — сказал я, — уж не надеешься ли ты, что этот обманщик, о котором сегодня говорят в городе, придет и вылечит Сулеймана?
— Глупости, глупости, — ответила мать и взглянула на меня смущенными, виноватыми глазами.
Но тут вмешалась Баш, толстая и сварливая вдова банщика, жившая по соседству.
— Да чего ты его боишься? — почти закричала она. — Мал еще он такие вещи решать. Лучше бы шел спать, чем разговоры слушать.
Я хорошо понимал свою мать. За последние годы она отказалась от многих смешных предрассудков.
Она, верившая когда-то каждой басне, каждому вздорному слуху, сама смеялась теперь над собственным легковерием и любила слушать рассказы о том, как ученые поднимают урожай и какие чудесные изобретают самолеты. Только огромная жалость к своему несчастному мужу могла заставить ее поверить слухам о появлении Мехди. Она верила им и не верила. Из-за этих колебаний ей было стыдно даже меня, мальчика, собственного ее сына.
— Знаешь, Гамид, — сказала она робко, — он, говорят, поднимает на ноги очень тяжело больных, и его даже многие доктора признают.
Про докторов она, конечно, выдумала тут же, чтобы хоть немного оправдаться передо мной. Но я был настроен непримиримо к этим басням.
— Глупости, — сказал я, — обыкновенный жулик с майдана, и мне даже говорили, что он украл в прошлом году у одного колхозника сапоги.
Это я тоже соврал, чтобы убедить мать.
— Да, да, конечно, — сказала она, — наверное, жулик. Ну, иди спать. Устал ведь, наверное.
В другое время я бы еще поспорил, но сейчас глаза у меня слипались, и я, попрощавшись со всеми, ушел в заднюю комнату, разделся, лег и сразу уснул.
Что-то больно кольнуло меня в щеку, и я проснулся. Со сна, не разобрав, в чем дело, я повернулся на другой бок и собирался снова заснуть, как вдруг меня еще больнее ударило в затылок. Я окончательно проснулся, привстал и при лунном свете увидел на подушке камешек.
— Сюда, сюда, — услышал я напряженный шепот и поднял глаза. В открытой форточке торчала лохматая голова Бостана.
— Скорей выходи, — сердито прошептал он, — полчаса бужу, не могу добудиться.
— Ладно, сейчас, — ответил я тоже шепотом. Лохматая голова исчезла. Я сел на кровати и огляделся. Луна освещала комнату. На широкой кровати, раскинувшись, спал отчим. Он глубоко и ровно дышал. Мать лежала рядом. Выражение растерянности, смущения, неуверенности, которое я видел на ее лице вечером, не сошло даже во сне. Одеваясь, я думал: зачем вызывает меня Бостан в такое неурочное время? Застегнув последнюю пуговицу, я на цыпочках подошел к окну, открыл его и вылез наружу.
Бостан ожидал меня не один. Рядом с ним стоял не знакомый мне мальчишка, босой и без шапки, испачканный сажей, как будто он ночевал в угольном ящике. Бостан кивнул на него головой и сказал:
— Это Митька.
Мы поздоровались.
— Я встретил его на вокзале, — продолжал Бостан, — он собирался съездить в Москву, но согласился подождать следующего поезда.
Я с уважением посмотрел на мальчика, обладавшего такими широкими возможностями передвижения. Мальчик стоял с ленивым и независимым видом и ковырял землю большим пальцем ноги. Бостан сказал:
— Он был в Мертвом городе и видел Мехди. Я ахнул.
— Значит, он действительно существует, этот Мехди?
— Пришел человек, — сказал мальчишка. — О нем говорят, что он может делать чудеса. Народ собирается кругом. Все хотят на него смотреть.
— Ты скажи ему, кто этот человек, — вмешался Бостан.
Мальчик спокойно ответил:
— Ваш мулла.
Мы с Бостаном переглянулись.
— Как ты считаешь, — сказал Бостан, — надо, чтобы он сам рассказал об этом Чернокову? А то Черноков не поверит.
— Отпустите меня, ребята, — сказал мальчишка. — На скорый я уже опоздал. Мне хоть бы на почтовый попасть.
— Не понимаю тебя, — рассердился Бостан, — тут важное дело. Большие люди с тобой разговаривать будут, а ты на поезд спешишь. Дурак, честное слово.
— Он нам не нужен, — решительно сказал я. — Пусть едет.
Бостан с сомнением посмотрел на меня.
— Ладно, — сказал он, — проваливай.
Мальчишка ушел. Мы проводили его глазами, а потом, не сговариваясь, побежали к НКВД, чтобы сейчас же все рассказать Чернокову.
Конечно в НКВД нас не пустили. Бостан ругался и требовал Чернокова, но нам объяснили, что сейчас уже три часа ночи, Черноков давно ушел домой и все люди спят. Бостан обещал куда-то пожаловаться и грозил, что всем попадет по первое число, так как мы пришли сообщить очень важные вещи. Тогда нам предложили пройти к дежурному, но Бостан пожал плечами и возразил, что он привык разговаривать с самим Черноковым и что до какого-то дежурного ему дела нет. С этим мы и ушли.
— Наверное, Чернокова действительно нет, — сказал Бостан, когда мы вышли на улицу. — Пойдем к нему домой.
Мы долго ломились в запертую калитку и еще дольше ругались с заспанным дворником, который не хотел нас пропустить. Бостан грозил и на него пожаловаться, но дворник захлопнул перед нами калитку. Мы спрятались за углом и подождали, пока он, зевая и ругаясь, ушел спать. Тогда мы перелезли через ворота и поднялись по темной лестнице. Мы звонили, стучали и били ногами в дверь. В квартире Чернокова никто не отзывался.
— Надо идти к Баширову, — сказал наконец Бостан, — он живет этажом ниже.
На стук из квартиры Баширова вышла старушка и сказала, что Баширова дома нет. Больше всего нас удивило, что она не ругалась и даже посоветовала зайти утром пораньше. Мы снова перелезли через ворота и остановились, чтобы подумать.
— Может быть, он в Совете? — сказал Бостан, и мы побежали в горсовет.
Баширов был здесь. Сторож пропустил нас к нему без возражений. В большом кабинете горела настольная лампа. Баширов расхаживал по комнате, маленький, коренастый, размахивал здоровой рукой и: говорил. Еще несколько человек сидело вокруг, и среди них Фейсалов, как всегда, надутый и важный.
