Александра Маринина - Искатель. 1998. Выпуск №8
На экране появился известный американский певец. Когда-то давно он был любимцем публики, ибо обладал, помимо голоса, ещё и смазливой мордашкой. С годами он раздался и теперь весил никак не меньше полутора центнеров, однако концертную деятельность не прекратил, его выступления по-прежнему собирали толпы поклонников. Тучность не позволяла ему сопровождать свои песни пританцовыванием и страстным размахиванием руками, он не хотел выглядеть смешным, и пришлось принципиально сменить репертуар и манеру держаться на сцене. Теперь он стоял практически неподвижно, подчёркивая содержание и эмоциональный настрой песни лишь выразительными движениями головы и мимикой, только изредка позволяя себе небольшой, но очень точный жест рукой. Его мастерство было действительно огромным, во всяком случае и Зотов, и Игорь поняли абсолютно всё содержание песни, хотя Игорь английского не знал совсем, а Вячеслав Олегович только читал хорошо, разговорной же практики у него не было и на слух он английскую речь не воспринимал.
Вильданов не отрываясь просмотрел всю получасовую запись.
— Не, Слава, мне так в жизни не сделать, — огорчённо протянул он, когда экран погас. — Может, ну её, эту новую редакцию? Буду петь «Реквием» как раньше, тоже хорошо было. Скажешь, нет?
— Нет, — покачал головой Зотов, — было хорошо, но ведь это в прошлом. Нельзя ехать столько лет на одном репертуаре. Если ты хочешь его сохранить, нужно периодически менять редакцию. В двадцать пять лет ты не можешь петь так же, как в восемнадцать, а в тридцать ты должен петь не так, как пел в двадцать пять.
— Почему это не могу? — возмутился Игорь. — Я же пою. Вот он я, и голос никуда не делся. Чего ты ко мне привязываешься?
Зотов налил в стакан минеральной воды, выпил залпом. Опять двадцать пять, опять всё с начала. Ну почему этому безмозглому тупице нужно объяснять всё по десять раз, пока он не поймёт? Нет, тут же одёрнул он себя, нельзя так, нужно набраться терпения. Он сам добровольно взялся нести эту ношу, не годится бросать её на полдороге. В конце концов, мальчишка не виноват, что у него мозгов нет. Мозги — они как талант, одному дано, а другому нет. Почему-то принято считать, что талант даётся не каждому, но уж умными-то должны быть все. Отсутствие дарования воспринимается как данность, как цвет волос или глаз, а вот отсутствие ума — как дефект. Почему? Неправильно это, потому что всё от природы, и талант, и интеллект. Если природа чем-то наделяет, человек должен быть благодарен, но если уж она обделила, то винить никого нельзя.
— Игорёк, человек с возрастом набирается жизненного опыта и мудреет. Когда он читает книгу в пятнадцать лет, он видит и понимает в ней одно, а когда перечитывает в двадцать — уже другое, в тридцать ещё что-то, чего он не заметил или не понял раньше. За эти годы в его жизни происходят какие-то события, он их переживает и обдумывает, и когда вновь возвращается к уже прочитанной книге, то смотрит на неё совсем другими глазами. Понимаешь? И с песнями то же самое. Человек в пятнадцать лет слышит в песне одно, а станет старше — и слышит уже совсем другое. Но ведь и певец, исполнитель этой песни, не стоит на месте. В его жизни тоже годы идут, что-то происходит, он из-за чего-то страдает, мучается. Ты — живой человек, а не записанный раз и навсегда диск, ты становишься взрослее, и ты сам уже должен петь свои песни по-другому. Уловил?
— Не понимаю, чего ты цепляешься. — Игорь резко вскочил с дивана, подошёл к широкому низкому столу, стоящему посреди комнаты, и схватил лежащую на нём охапку афиш. — А вот это что? Я тебя спрашиваю, что это такое? Воронеж, Нижний Новгород, Астрахань, Кемерово — это что, так, наплевать? Я пока ещё выступаю, и, заметь себе, не перед пустым залом. У меня куча фанатов, они меня любят, обожают меня и приходят слушать мои концерты. Чего тебе ещё надо?
Зотов молча встал и вышел на кухню. Здесь царил такой же беспорядок, как и всюду. Хорошо ещё, что Лера приходит два-три раза в неделю и наводит чистоту, а то через месяц в этом жилище гения шагу нельзя будет сделать, чтобы не наступить на брюки, немытую чашку или брошенный на пол компакт-диск. Одно время Вячеслав Олегович подозревал, что у Игоря не всё в порядке с головой, ибо его питомец казался существом абсолютно нецивилизованным. Он не читал книг, писал с ошибками и не понимал самых элементарных вещей вроде простых истин, что надо хотя бы иногда мыть за собой посуду и вешать одежду в шкаф. Несколько лет назад Зотов пригласил к Игорю знакомого психиатра, привёл его под видом своего приятеля. Посидели, попили кофе, психиатр увлечённо болтал с Игорем обо всём на свете, а потом сказал Вячеславу, что с головой у парня всё в порядке, никакой олигофрении в степени даже лёгкой дебильности не наблюдается. Есть такое понятие, сказал он, «конституциональная глупость». Вот именно это у Игорька и наличествует. Ну и дефекты воспитания в раннем возрасте, это уж как водится. Не приучили мальчонку сызмальства к порядку и чистоте, к вежливости и чтению книг, вот и результат. Зотов встретил Игоря, когда тому было уже пятнадцать, перевоспитывать было поздно. Маленький бродяга, убежавший из дома в девять лет и плавно чередовавший свободу со спецприёмниками для несовершеннолетних и какими-то интернатами, успел забыть своих родителей давно и прочно, впрочем, как и они забыли о нём, окончательно пропив мозги. Зато за годы странствий Игорёк прочно усвоил, что дороже всего на свете личная свобода. Она на первом месте, на втором — деньги, а посему жертвовать этой драгоценной свободой имеет смысл только ради денег, а не ради каких-то там сомнительных ценностей вроде образования, здорового образа жизни и чистой одежды. У Зотова Игорь остался только потому, что тот пообещал ему деньги. Большие деньги. Правда, предупредил, что нужно будет стараться, много работать, изучать нотную грамоту и учиться играть на пианино, сразу вокалом заниматься всё равно нельзя, нужно подождать пару лет, пока закончится мутация голоса. Игорю это, конечно же, не понравилось, уж больно много условий было выставлено. Он капризничал, торговался, отказывался, убегал от Зотова, но в конце концов сдался, ибо Зотов выложил ещё один козырь, на этот раз решающий. Это было уже серьёзно, и Игорю ничего не оставалось, как признать правоту своего патрона. Повздыхав над утраченной свободой, он нехотя принялся учить ноты. Как давно это было…
Не умеет Игорь ставить перед собой большие цели. Не умеет и всё тут. Привык с детства довольствоваться малым, есть кусок хлеба и крыша над головой — и спасибо судьбе, а о ресторанах и дворцах и не помышлял. Да, деньги он любил и ради них готов был на определённые жертвы, но деньги-то ему нужны были только для одного: для обеспечения своей личной вожделенной и любимой свободы. Не для роскоши и праздности, не для власти и крутого бизнеса, а только лишь для свободы, для того, чтобы спать допоздна, не ходить на работу и трахать тех девок, которые понравятся, а не тех, на которых денег хватит. В убогое понятие свободы Игорь Вильданов вкладывал только такой вот скудный набор благ. Но откуда другому-то взяться? Он ведь умом и душой как был маленьким бродягой, так и остался.
