Салфур: Тайны Запретного Леса - Анастасия Бегерус
— Что тут у нас? — наклонившись к сородичу, не менее басовитым голосом спросил диковинный зверь, опираясь мощной шипастой кувалдой о глинистую почву. — Кабан? Этого мало. Малышу Агробу нужно убить хотя бы обыкновенного лесного волка, тогда он сможет с гордостью представить добычу вождю. Кабан — это позор, — продолжал поучать монстр.
У Нисы и Брана было ощущение, что это обыкновенные отец с сыном, вдвоем отправившиеся на лесную охоту, но разве обыкновенный ребенок мог бы так пугающе молниеносно разорвать труп животного? Разве были бы у простого отца такие острые клыки и такая гигантская пасть?
— Помнится, я говорил Агробу о том, что тролли уже пару десятков лет как не жрут сырого мяса. Только огонь может сделать плоть вкусной. Есть кабана сырым — портить еду, а этого вождь Драйк не прощает, — исподлобья глядя на соплеменника, проговорил Морн.
Ниса тихо взвизгнула, когда услышала слово «тролли». Благо, ветер дул настолько сильно, что сыграл детям на руку. Дрожа всем телом, девочка закрыла себе рот ладошкой, с нескрываемым ужасом глядя в прозрачные светло-серые глаза Брана, который, к ее изумлению, оставался сдержанным. Он с интересом изучал неясные тени, будто ученый, увлеченный собственным захватывающим экспериментом.
— Но Агроб так хотел… так хотел, — начал всхлипывать зверь, запинаясь на каждом грубо брошенном слове.
От этого его сородич стал постепенно терять терпение, а после очередной порции выкриков не сдержался и отвесил Агробу конскую затрещину, после чего взял его за шкирку и принялся остервенело трясти.
— Слушай сюда, мелкий засранец! Ты никому не расскажешь о том, что поймал вепря. Тогда Драйк не станет лишать нас еды!
Несмотря на свои внушительные размеры, младший тролль словно обмяк под испепеляющим взглядом своего наставника.
— Агроб все понял. Агроб не станет хвастаться вождю и не будет есть холодное кровавое мясо.
— Ну что-ж, тогда пойдем сейчас же убьем волка, — громогласно заключил Морн, взяв сородича под локоть и оставив окровавленное тело убитого кабана гнить на сырой холодной земле возле ангелики, и шагами-исполинами затопал в сторону темной лесной тропы. — Сегодня на небо выйдет полная луна. В прошлую полную луну была очередь Роха, значит, эта ночь с родительницей Лейлой будет точно моей, — громкие голоса, больше походившие на лошадиное ржание, как и сами их носители, стали постепенно растворяться во мгле звездной ночи, сжираемые еловыми ветками и темным, как черная дыра, мраком.
Некоторое время до детей, спрятавшихся за стволом пушистой ели, продолжали доноситься почти неразличимые выкрики, уносимые ветром, и длинные, грохотавшие как весенний гром, фразы, последней из которых была:
— Моя первейшая ночь с родительницей, представляешь, Агроб? Вот уже третий месяц, как я надел кинжал и Лейла перестала быть мне матерью, как тебе и прочей мелюзге. Она теперь мне самая настоящая жена. Все это время я ждал своей очереди, и наконец она настала. Хочу принести своей любимой самого матерого лесного волка из всех. Придумал, убьем волчьего вожака, есть у них такой, а, Агроб?
Когда существа полностью скрылись в лесном сумраке, а их голоса растворились в туманной глуши, Ниса позволила себе оторвать маленькую ладошку от губ Брана и в полную силу вдохнуть промерзлый воздух, будто пытаясь всосать в себя весь выделяемый раскидистыми вечнозелеными деревьями и пышными кустарниками кислород.
— Тролли? — воскликнула она, уже не стараясь сдерживать накопившийся в сердце страх. — Разве они существуют? О боже, как же я могла быть такой дурой! Мойра Куин говорила правду, которую от нас пыталась скрыть вся деревня, Бран!
— Тише, Ниса, замолчи, — серьезно ответил Бран, вставая с места и направляясь к месту, окропленному черной жертвенной кровью дикого кабана.
— Ты куда? Совсем обезумел? С этой пустой поляны тебя можно будет легко заметить, — продолжая дергаться, как сорванный с материнской ветви осенний листок, спросила Ниса.
Бран с холодным сердцем и нечеловеческой отвагой, будто вовсе не слышал здравых наставлений Нисы, продолжал медленно, обходя каждый пологий камешек, встретившийся на пути, шагать в ту самую сторону, на которой произрастала обдуваемая бешеным порывистым ветром лекарственная ангелика.
Дойдя до места, юноша стал горстями, непривычно небрежными для себя движениями срывать траву то с корешками, то без них и поспешно, словно затаившийся в доме воришка, класть добычу в широкие карманы льняных штанов. Закончив с собирательством, Бран перевел взгляд на более неестественную, неправдоподобно жестокую сцену. Завороженный весьма омерзительным для обычного человека зрелищем разорванного, вывернутого наизнанку жирного вепря, он смотрел на куски мертвой плоти, разбросанные по сырой глинистой почве, темно-багровые капли, что, подобно яхонтовым рубинам, дрожали на снежно-белых соцветиях истоптанного копытами дудника и на раскрытую клыкастую пасть, застывшую в последнем предсмертном крике. Он и не заметил, как несколько долгих минут таращился на удивительно чудесную, по-особенному очаровательную, по его мнению, картину. И лишь когда пьянящая услада разлилась по его обессиленному телу, наливая его обделенные крепкими жилами мышцы и вновь наполняя его животной силой, мальчик внезапно осознал, что это ненормально, неправильно так искушаться подобным кошмаром, но никак не мог остановить свое тело, трепетавшее от абсурдного желания. В навязчивом исступлении Бран стал тянуть свои тонкие руки к холодным, скользким органам обескровленного животного и, лишь дотронувшись до них, был в полной мере удовлетворен собой. Чувство, захватившее его затуманенное сознание, было таким же неотступным, как в тот момент, когда он стоял неподвижно, завороженный изуродованным телом злой ведьмы. Дух свежей плоти проникал в его ноздри, щекотал обоняние, словно бодрящие родниковые воды, стекающие тонкими струйками со скалистых гор, и он был в полной мере одурманен им.
— Бран, прошу тебя, прекрати собирать эту чертову траву! Нам нужно бежать обратно на поляну к ребятам. Мне страшно, — умоляюще воскликнула Ниса, пытаясь говорить в такт промозглому ветру, чтобы тот смог с легкостью унести ее тонкий голосок и, подобно праху, развеять его по запретному лесу.
Бран, не обращая внимания на ее стоны и вящие мольбы, засунул свою испачканную вязкой лесной грязью руку между пропитанными зловонным секретом внутренностями вепря, в исступлении пытаясь найти истерзанную сердечную мышцу. Он не знал, зачем ему это нужно, но дурман, царивший в его душе, словно старинный друг направлял его, увещевал и подсказывал, что это верный шаг, что ему это действительно необходимо. И вот оно, красное кровавое сердце, еще недавно бившееся
