Кир Булычёв - Искатель. 1997. Выпуск №1
Жулик прыгал вокруг, звал обратно.
Ни одной живой души вокруг не было. Тишина стояла отвратительная, потому что такой тишины не должно быть. У древних греков мертвые жили под землей, там была река, через которую перевозил специальный старик. Правда, Егор забыл, как старика звали.
Где же остальные жители бытовки? Егор прислушивался к безнадежной тишине, и ему хотелось, чтобы хоть какой-нибудь живой звук прорвался сюда.
— Что там? — глухо послышалось из-под земли.
— Ничего, — ответил Егор. Он поймал себя на том, что отвечает вполголоса.
Жулик тявкнул, вежливо приглашая идти. Громко лаять он тоже не решился.
— А ты пройди по мосту, — посоветовал Партизан. — Выгляни. Если все в порядке, позови нас. Только негромко. Мы услышим.
Ничего себе партизан, подумал Егор. Кто с таким ходил в разведку? Поэтому, наверное, белые и проиграли войну.
Егор пошел вверх по склону. На голой земле, усеянной железками, палками, кусками бетона — чудом никто из них ног не поломал, — видны были борозды — следы их бегства. Чуть выше, возле первого убежища, лежал на земле Пыркин. Пальто у него было черным, рубашка оранжевой — следов крови издали не видать.
Егор кинулся к пьянице.
— Пыркин, вы чего! Очнитесь, Вениамин Сергеевич!
Егор склонился было над Пыркиным, но вспомнил, что поблизости могут оказаться враги. Он сначала осмотрел склон дальше, в сторону бытовки. И подумал, что там должна быть Марфута.
Но Марфуты не было.
Правда, и бандитов тоже не было.
Обернувшись назад, Егор позвал. Как и обещал — негромко:
— Партизан, выходите! Тут Пыркин лежит.
Пыркин лежал как-то неловко, подогнув под себя ногу, в откинутой руке была все еще зажата палка, которой он пытался защищаться.
Вблизи было видно, что пальто Пыркина расстегнуто и рубашка залита кровью. Егор понимал, что надо пощупать пульс, но побоялся это сделать.
К счастью, подбежал Партизан.
— Ты хорошо смотрел? — спросил он. Партизан не глядел на Пыркина, а оглядывал окрестности. — Они могут таиться. Они же дьявольски хитрые. — Но голос его был бодрее, и вообще Партизан казался более уверенным в себе, чем пять минут назад.
— Он мертвый? — спросил Егор.
Подошла Люська. Она стояла поодаль, не осмеливаясь приблизиться к Пыркину. Жулик тоже стоял рядом и молчал — видно, переживал за хозяина.
— Сейчас поглядим, — сказал Партизан. — Он у нас живучий. Здесь все живучие. Отойди-ка.
Партизан присел на корточки. Он был таким маленьким, что Егор подумал, а может, и не наврал белый партизан. Может, и в самом деле в Красной армии был такой ученый Фридрих Мольтке, который уменьшал пленных.
Хоть Егор не очень интересовался политикой, слово «демократ» он не считал ругательством, как дядя Боря, но, когда смотрел кино или фильм по телевизору, привычно болел за красных. Других фильмов по телевизору не бывало. Красные всегда были нашими, белые — чужими. Вот и сейчас ему трудно было осуждать Фридриха, если тот делал опыты над белыми пленниками. Вот когда вырезают красные звезды на груди наших бойцов — это изуверство.
Партизан поднял веко Пыркина, заглянул в открывшийся белый глаз. Потом поднял его безжизненную кисть и стал щупать пульс.
— Есть, — сказал он, — слабый, но есть. Теперь его надо в бытовку перенести и перевязать, чтобы кровью совсем не изошел. Но нам с тобой его не дотащить.
— Я помогу, — сказала Люська.
Партизан поглядел на нее в сомнении и, тут же почуяв неладное — он все время был настороже, — присел, будто хотел спрятаться за тело Пыркина. Жулик зарычал, глядя на мост.
Егор посмотрел в ту сторону.
Неровной, трудно различимой цепочкой их ожидали призраки.
Они не двигались, не показывали враждебных намерений, но стояли спокойно, бесстрастно, и оттого от них исходила угроза.
— Кровь почуяли, — прошептал Партизан. — Когда кровь почуют, их трудно удержать.
— А кто они? — спросил Егор. Он уже задавал этот вопрос, он многие вопросы задавал по два-три раза и либо не получал ответа вообще, либо каждый раз получал иной ответ.
— Придется бросить Пыркина, — сказал Партизан, — побежали с другой стороны, по самой воде пройдем.
Жулик буквально взвыл. Он понял.
И в следующее мгновение он кинулся на призраков. Они отпрянули, но не так испуганно, как в прошлый раз. Только расступились, пропуская песика. Жулик помчался обратно.
— Ему все равно, — сказал Партизан. — Они кровь высосут из Пыркина, а ему все равно.
— Но вы же сказали, что он живой.
— Что живой, что мертвый — все равно не жилец. Нам его до бытовки не дотащить.
— Нет, так нельзя, — сказала Люська. — Он же мой сосед. Пыркин. Я его давно знаю.
Ее аргументы только рассмешили Партизана.
— Если хочешь жить, барышня, — заявил он, — привыкай терять друзей и близких. А уж чужих теряй, не моргнув глазом. Иначе погибнешь сама. К сожалению, третьего пути нет.
Привидения надвигались на них, Жулик носился между призраками, лаял, но не смел подойти совсем близко. Егор уже почувствовал присутствие электричества в воздухе, словно находился под линией очень высокого напряжения.
Он старался понять: где же скрывается разум или злоба в этих намеках на плоть, в прозрачной протоплазме, которая, может, и не существует, а лишь является сгустком какой-то энергии?
Странно, но сейчас он видел, что привидения различаются размером, формой и некоторые из них вовсе не похожи на людей. Из воздуха возникали какие-то полупрозрачные предметы, вспыхивали звездочки, образовывались черные провалы. У одного из призраков вдруг появилось лицо, знакомое неприятное лицо…
— Ты куда к ним пошел? — воскликнула Люська. — Убьют же!
— Погоди. Ты же видишь, что у него в лапах?
— Нет, не вижу. Я и лап не вижу. Ну, Егорушка, ну уйдем, пожалуйста.
Так жена уговаривает мужа, пьяного задиру, чтобы не лез в драку.
— Ты видишь черное?
— Вижу, вижу, только уйди.
А Егор понял, что лицо призрака напоминает Жору. Нет, это Егору кажется. Откуда у призрака лицо Жоры? Но почему у него в руках черная овальная, почти непрозрачная штука, так похожая на двухкассетник?
— Ну что ты? — Люська не отставала.
— Кажется, это отцовский магнитофон, — сказал Егор.
— Ты с ума сошел, да?
— Я теперь ничего не понимаю. И ничему не удивляюсь.
Привидение-Жора отделилось от толпы прочих и поплыло к Егору. Жулик бросился ему наперерез. Егор отступил, потому что его начало дергать током.
— Не смотри, — приказала Люська. — Это не он, не тот человек. Это его совесть. Или стыд, или страх… он оставил его с нами, а сам ушел.
