Сергей Наумов - Искатель. 1979. Выпуск №3
— Летом адмирал Ватранг встретится в море с Петром. Это неизбежно. Перед битвой мой перебежчик сообщит адмиралу о планах русских. Это решит исход сражения. Сами назовите пароль. Слово, от которого будет зависеть судьба Швеции…
Ульрика-Элеонора, бледная, жадно глотая воздух, покорно выдавила чужим голосом:
— «Месть принцессы!»
4
Перед походом царь Петр, как и многие флотские офицеры, подал прошение в Морскую коллегию о повышении его в чине. Он числился в звании шаутбейнахта, то есть контрадмирала, под именем Петра Михайлова. Собравшись с утра зайти на верфь, где заканчивалась постройка последних галер, он решил попутно завернуть в Адмиралтейство — узнать о постановлении на его прошение.
Составив расписание войск по судам, Петр энергично поднялся из-за письменного стола. На нем был мундир полковника Преображенского полка — линялый зеленый кафтан с красными отворотами, перетянутый портупеей. На длинных крепких ногах — зеленые чулки и разбитые, изношенные башмаки. В этом мундире царь победил Карла XII под Полтавой. Прихватив шляпу-треуголку, простреленную в том же бою, Петр быстро сбежал по лестнице бревенчатого дворца, вышел к Неве.
Весна стояла ранняя. Белыми медлительными лебедями проплывали облака. Редкие дома, желтые мысы Невы и множество островов казались плывущими в дымчатом отсвете, невесомыми. Над серым разливом гребнистых волн белизной вспыхивал хоровод неутомимых чаек — стремительных и легких, радостно-крикливых. Рощи на берегах еще были голые, зеленели лишь сосны — одна другой выше, стройнее.
Большое деревянное здание в начале Невской перспективы, под высоким шпилем с изящным корабликом, и прилегавшая к нему верфь были обнесены с трех сторон добротным крепостным валом. В сторону воды глядели жерла пушек… «К походу, почитай, все готово, — думал Петр на ходу, — сухопутная армия, парусные корабли и даже суда с огневым боем. Для галерного флота и тактика почти создана. Только бы выступить в срок — никак не позже начала навигации в Финском заливе…»
Караульный, стоявший у будки возле мостика, перекинутого через ров, посторонился и застыл без шевеления — мушкет перед собой, нос задран, глаза вытаращены — едят царя. Петр задумчиво шагнул мимо него в ворота верфи.
Весь задворок между Адмиралтейством и берегом реки был завален корабельным лесом, бочками с ворванью, канатами, железом, щепками и мусором. У пристани приткнулись старые суда, швы у них заново конопатились и просмаливались. От огромных котлов несло гарью, черной густой копотью. Пахло дымом, свежерубленным деревом, ноздри щекотал горьковатый дух окалины.
Галера, готовая для спуска, высилась на стапелях. Плотники еще не начали выбивать стрелы — пока смазывали жиром киль и, видимо приустав, сидели на бревнах, тихо переговариваясь.
— Так, значит, Антон, стоит наняться в команду-то галерную? — гудел басом кряжистый мужик.
— Очень даже стоит, Никола Иванович, — лукаво отвечал ему светло-русый матрос. — Это тебе не лаптями торговать, аль ложками да свистульками.
— Оно б ничего, — суживая глаза под огромными бровями, смекал мужик.
— Куда ж лучше! — насмешливо подзадоривал матрос. — С жиру морду разнесет — почище боярской станет.
— А все ж как-то несподручно, — туговато соображал мужик. — Одна пагуба людская от той войны. Омерзла в самый корень!
Матрос воровато стрельнул глазами по сторонам.
— Штой-то язык у тебя, как собачий хвост, стал ходить!
— Что ж, разве то кривда? — качал головой Никола. — Един хлеб гнилой знаем да ломотой болотной крючимся. А за какие такие благодеяния?
— Смолкни, полоумный! — прошипел матрос, зажимая плотнику рот ладонью. Ткнул Николу кулаком и поспешно принялся за работу. Огляделся опасливо и похолодел — со всем рядом увидел царя.
Царь медленно шел по верфи — оглядывал доски, — уголь, ворвань. Остановился и кое-что услышал из перебранки. Гневно засопел. По загорелому лицу пошли малиновые пятна. Задумчивость слетела — взгляд стал пронизывающий, властный — с огнем. Надвинулся на Николу зеленой тучей и сверху, окидывая его огромными продолговатыми глазами, жестко спросил:
— Пошто сидишь? Ленишься?
— Я-то? — сердито отозвался мужик, разламывая краюху хлеба. — Я-то опосля трудов закусываю, а ты вот, мил человек, зряшным делом прохлаждаешься. Многие здесь ходят, которые сухопутные, а тут дела корабельные…
Петр гневно, а потом уже безразлично скользнул взглядом по плотнику: что с мужика взять? Скинул полковничью куртку, остался в суконном жилете и, подойдя к галере, взялся за огромный чугунный молот.
Плотники испуганно переглянулись: все, кроме Николы, узнали царя.
Петр оглядел судно и крикнул плотникам: «Готовься!» Те забегали, засуетились у крутого днища. Оглядел всех — готовы ли — и широкими взмахами молота стал выбивать подпорки. На спине царя буграми заходили мышцы, лицо покраснело. Мужики дружно заколотили по бревнам, подпиравшим галеру. Удивленный Никола поднялся.
— Ишь ты! Ладно бьет. Сразу видно — ране плотничал.
Галера понемногу осела на салазках и сползла на бревна, густо смазанные ворванью. Теперь судно с боков удерживали только поперечные балки. Петр прошелся вдоль пахучего борта, придирчиво осмотрел днище и киль, постоял у кормы, прикидывая что-то линейкой.
— Судно доброе, — коротко заключил он. — А вот как окрестить его — пока не ведаю. Тебя как звать, отец? — блеснул глазами Петр.
— Меня-то? Никола. А тебе чего?
— Ну вот, так и назовем галеру — «Святой Николай», поелику ты ее срубил. Согласен, чай?
— Ишь ты, так тебе и дозволят! Да ты кто таковский? Лучше бы дырку на шляпе-то зашил, — обиделся мужик, полагая, что его опять задирают в шутку.
Никола озорно глянул на плотников и по их лицам понял, что происходит что-то страшное. Еще не понимая, в чем дело, споткнулся на полуслове и стал внимательно разглядывать круглое с торчкастыми усиками строгое лицо. Неожиданно ахнув, он закрестился дрожащими руками и бухнулся в ноги царю.
— Ох, государь, не погуби! По скудоумию не признал!
Петр, думая, как поступить, немного помедлил, глядя на сведенные судорогой лопатки плотника, на гнилые лапти, рваную, латаную-перелатаную сермягу. Вздохнув, легко поднял Николу за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.
— Ин, да ладно! Коль день сегодня красный, то и быть по твоему. Но впредь! — царь метнул обжигающий взгляд, — угодишь в Тайный приказ не за скудоумие, а за словоблудие.
Мужик стоял ни жив на мертв: и пасть на колени страшился, коль сам государь поднял, и глаза мозолить дураком боялся — не приходилось вот так запросто перед его величеством стоять.
