Алистер Маклин - Там, где парят орлы. Последняя граница
– Я также слишком стар, чтобы обижаться, – печально взглянул на Рейнольдса Янчи. – Я также слишком стар, чтобы верить в насилие, разве лишь в исключительном, крайнем случае. Верить в насилие как в последний акт отчаяния, когда исчезает всякая надежда. Но даже и тогда это является проявлением полной безнадежности. Кроме того, мистер Рейнольдс… кроме того, насилие бессмысленно, как бессмысленно и убийство. Какое я имею право лишать жизни другого человека? Мы все дети Отца нашего. И я не могу не думать, что это братоубийство отвратительно нашему Богу.
– Вы говорите как пацифист, – грубо констатировал Рейнольдс. – Как пацифист, который ложится и позволяет солдатскому башмаку втоптать себя в грязь. Себя, свою жену и своих детей.
– Не вполне, мистер Рейнольдс, не вполне, – доброжелательно произнес Янчи. – Я не таков, каким мне хотелось бы быть. Вовсе нет. Всякий, кто хотя бы пальцем дотронется до моей Юлии, умрет сразу же.
На миг Рейнольдсу представилась картина, воображаемая картина огня, вспыхнувшего в глубине этих выцветших глаз, и он вспомнил все, что говорил ему полковник Макинтош об этом фантастическом человеке, сидевшем сейчас перед ним, и смутился еще сильнее.
– Но вы сказали… вы сказали мне, что…
– Я только говорил, что не принял участия в восстании. – Янчи стал таким же добродушным, как прежде. – Я не верю в насилие, если можно добиться чего–то другим способом. К тому же и время не могло быть выбрано более скверно. Я не испытываю ненависти к русским. Они мне даже нравятся. Не забывайте, мистер Рейнольдс, что я сам русский. Украинец, но все же русский, невзирая на то, что будут говорить многие мои соотечественники.
– Вы любите русских? Значит, русский ваш брат? – Голос прозвучал вежливо, но все же Рейнольдсу не вполне удалось скрыть недоверие, проскользнувшее в его вопросах. – После всего того, что они сделали с вами и вашей семьей?..
– Чудовище… Вот я здесь перед вами, готовый подвергнуться осуждению. Любовь к нашим врагам должна находиться там, где ей и полагается: между переплетом Библии. И только сумасшедший может по невежеству или по глупости раскрыть страницы и превратить эти принципы в практику. Сумасшедший, только сумасшедший сделает это, но и без сумасшедших наш Армагеддон, безусловно, придет! – Тон Янчи изменился. – Я люблю русский народ, мистер Рейнольдс, они приятные, бодрые, веселые люди, когда узнаешь их ближе. И нет более дружелюбного народа на земле. Но они молоды. Очень молоды. Как дети. И, как дети, они полны капризов, они очень пристрастны, примитивны и немного жестоки. И, как все маленькие дети, они забывчивы и не слишком придают значения страданиям. Но, несмотря на всю их молодость, не забывайте, они имеют великую любовь к поэзии, музыке, танцам, к пению и народным сказкам. И к балету, и к опере. Все это делает любого среднего западного человека в сравнении с ними мертвым в культурном отношении.
– Они также жестоки, они варвары, и человеческая жизнь для них абсолютно ничего не значит, – не мог не высказать свою точку зрения Рейнольдс.
– Кто это отрицает? Но не забывайте, таким же был и западный мир, когда был в политическом отношении столь же молодым, какими молодыми сейчас являются народы России. Они отсталые, примитивные, и их легко раскачать на что угодно. Они ненавидят Запад и боятся его, потому что им приказано бояться и ненавидеть Запад. Но ваши демократы тоже ведут себя таким же образом.
– Ради всего святого! – Рейнольдс раздраженно погасил сигарету. – Вы пытаетесь сказать…
– Не будьте так наивны, молодой человек, и послушайте меня. – Улыбка Янчи лишала его слова даже намека на оскорбительный смысл. – Я только пытаюсь сказать, что неразумное, вызванное эмоциями поведение так же возможно на Западе, как и на Востоке. Посмотрите, например, на отношение вашей страны к России за последние двадцать лет. В начале последней войны популярность России была очень высока. Затем был подписан московско–берлинский пакт, и вы уже были готовы послать пятидесятитысячную армию драться с русскими в Финляндии.
Гитлер начал войну на Востоке, и пресса вашей страны была полна восхвалений «доблестного старины Джо». И весь мир полюбил мужика. А теперь колесо истории сделало полный круг, и только один резкий или вызванный паникой шаг отделяет нас от катастрофы. Кто знает, через пять лет, возможно, все опять будут друг другу улыбаться. На вас очень влияет перемена погоды, как и на русских. Но я не виню ни тот ни другой народ. Это ведь не флюгер. Флюгер поворачивается не сам по себе, его поворачивает ветер.
– Наше правительство?..
– Ваше правительство, – кивнул Янчи, – и, конечно, пресса. Национальная пресса, которая всегда определяет мышление народа. Но главным образом все же правительство.
– У нас на Западе плохие правительства. Часто очень плохие, – неторопливо признался Рейнольдс. – Они спотыкаются, они не умеют рассчитать, они принимают глупые решения. У них в составе есть даже своя квота оппортунистов и откровенных властолюбцев. Но все эти вещи объясняются тем, что они просто люди. Они хотят добра, изо всех сил пытаются сделать что–то хорошее, но их не боится даже ребенок. – Он посмотрел на своего собеседника. – Вы сами недавно сказали, что русские вожди в последние несколько лет послали буквально миллионы в заключение, в рабство и на смерть. Если, как вы говорите, все народы одинаковы, то почему правительства в такой высшей степени различны? Коммунизм является единственным ответом.
– Коммунизм ушел, и ушел навсегда, – покачал головой Янчи. – Сегодня он остается только мифом, пустым ритуальным словом, во имя которого циничные и безжалостные реалисты Кремля находят достаточные извинения и оправдания для любых жестокостей, которые требует совершать их политика. Некоторые из числа старой гвардии, которые все еще находятся у власти, могут по–прежнему тешиться мечтой о мировом коммунизме, но таких наберется немного. Только глобальная война может послужить для их целей, и эти твердолобые реалисты в Кремле не видят никакого смысла в политике, которая несет в себе семена их собственного уничтожения. Они, в конечном счете, бизнесмены, мистер Рейнольдс, и закладывать мину замедленного действия под свое предприятие не является разумным путем ведения своего дела, своего бизнеса.
– Их жестокость, порабощение ими народа, массовые убийства несут в своей основе стремление к завоеванию мира? – Легкий подъем брови Рейнольдса служил как бы скептическим комментарием к его же вопросу. – Вы это мне говорите?
– Да.
– Тогда откуда же?..
– От страха, мистер Рейнольдс, – прервал Янчи. – Почти от панического страха, которому нет прецедента в других правительствах современности. Они боятся, потому что уступка в руководстве приводит к последствиям, которые делают невозможным возвращение к прошлому. Например, уступки Маленкова 1953 года.
