Михаил Демин - Рыжий дьявол
Петр как-то позабыл, что имеет дело с синтетикой… А теперь было поздно. Кофточка расползлась, потеряла всякую форму. И он в раздражении выплеснул то, что осталось, в ватерклозет, в новую свою мраморную посудину.
Потом он закурил, задумался. Постоял с минуту. И уселся на стульчак.
Он уселся, расслабился. И прошло какое-то время. И докурив папиросу, Петр машинальным жестом швырнул окурок вниз, под себя. Так, как он делал всегда, когда сидел в туалете, — всю жизнь.
Но на сей раз случилось нечто невообразимое. Остатки кофточки вспыхнули вдруг, из стульчака вырвалось гудящее пламя. И подброшенный взрывом, Петр вылетел из тесной кабины, вышибив головою фанерную дверь.
— Но Людка-то сердится, кричит, ты думаешь, почему? — сказал Петр и шевельнулся, кряхтя. — Думаешь, это она меня жалеет? Нет, ей не меня, ей покупки жалко… Все-таки импортная штучка! Вся насквозь прозрачная! Европейский шик!
— Так ведь и за этот шик, и за сортир сколько денег было плачено! — воскликнула плачущим голосом Людмила. — Мешок первейшего лука, подумать только! Целый мешок!
— Ничего, не хнычь, — отозвался Петя, — вот подсохнет седалище, я на север поеду. У нас еще четыре мешка в запасе. Продам их подороже, и все исправим. Все будет по-новому.
— Опять по-городскому, — спросил я, — по-западному?
Но на это мне никто уже ничего не ответил.
* * *Случай был смешной, пустяковый. Но все же он сыграл, как вы уже знаете, весьма серьезную роль в судьбе молодежного хора. Хор распался, рассыпался… И не только на клубных, но так же и на моих личных делах отразилась „туалетная" эта драма.
В какой-то мере из-за нее я неожиданно познакомился с той самой роковой красоткой Клавой, которая сгубила когда-то Ваську Грача. Может, и не нарочно, бессознательно, но все-таки сгубила.
После того, что рассказывал Алексей, мне, естественно, давно уже хотелось на нее поглядеть. До сих пор это как-то не удавалось… И вот теперь она сама пришла в клуб ко мне. Именно ко мне!
РОКОВАЯ КРАСОТКА
Среди славянского населения Сибири есть особая группа — чалдоны. Произошло ее название от сочетания двух слов: „чалить с Дона". Это дальние потомки русских конквистадоров, донских казаков, когда-то отчаливших от родных берегов и прибывших в тайгу, на север — покорять инородцев.
Инородцев казаки покорили, но одновременно они и сами ассимилировались здесь, осели, смешались с таежными жителями. От смешанных браков и пошла эта группа. Как ее, собственно, определить? Это ведь не народность и не племя. Это некий своеобразный этнический слой, сохраняющий в себе многие признаки обеих весьма диких рас… Чалдонами с давних пор называют в Сибири и на Дальнем Востоке лесных бродяг, уголовников, вообще опасных людей. Но это не блатной жаргон, а народная традиция. Однако так называют только мужчин! К женщинам же отношение иное… И слова „чалдонка", „чалдонушка" — исполнены для сибиряков особого смысла и поэтичности. Дело в том, что женщины чалдонки славятся своей редкостной красотою. Смешение рас придало им необычную прелесть… Среди них встречаются самые разные лица. Например: по-монгольски прямые блестящие черные волосы, смуглая кожа и светлые зеленые или голубые глаза. А бывает наоборот: цвет волос пшеничный или рыжий, а глаза азиатские, длинные, черные — заметно приподнятые к вискам.
К этой, второй категории, как раз и принадлежала Клава. Азиаты говорят: „Если женщина красива, то пусть ее будет много". Так вот — ее было много! Но удивительно: тугая, обильная ее грудь и мощные бедра вовсе не казались слишком большими, нет. Все в ней было как-то очень ловко подогнано. И в движениях сквозила ленивая грация. И была она стройна. И тело свое носила, как подарок…
И когда я увидел ее, я понял Грача; понял, почему он был так неосторожен. Тут, действительно, о многом можно было забыть…
Она пришла просить у меня машину. И сказала, подрагивая ресницами:
— Машина-то все равно стоит без дела. Петька лежит — не двигается. А вы сами водить не умеете.
— А откуда ты знаешь, что я не умею?
— Да он говорил… Это все знают!
Вот еще тоже трепач чертов, подумал я с неудовольствием. Кто его тянул за язык?
Подойдя ко мне вплотную, она улыбнулась ласково и лукаво. У нее был крупный, свежий рот и — помимо всего прочего — оказались еще ямочки на щеках!
— Ну, пожалуйста, — протянула она, — это всего лишь на два дня! На субботу и воскресенье. Мы хотели всей семьей в город съездить… И за машину не беспокойтесь, поведет человек опытный, с правами.
И потом, чуть помедлив:
— А когда я вернусь, мы еще увидимся… Если кто мне делает хорошее, я не забываю!
Ну, как я мог отказать этой чалдонке, да еще после таких слов?
* * *В понедельник утром машина уже вернулась; придя в клуб, я обнаружил ее в гараже. Она стояла чистенькая, умытая.
А к вечеру того же дня по селу прокатилась тревожная весть о том, что в кустах, вблизи Абаканского тракта, на перегоне между Осиновкой и Очурами, найдены трупы двух местных крестьян.
Это были очурские „миллионеры". Одного из них звали Осип Кузмичев, другого — Терентий Салов.
Оба они еще весной, с началом навигации, отбыли на север с луком. Лука было много — целая баржа. И вот теперь они возвращались с богатейшей выручкой. И кто-то ограбил их и прикончил. Судя по слухам, весьма жестоко… Трупы были найдены обезображенные, их с трудом удалось опознать.
Событие это вызвало много разговоров…
Так как в самих Очурах нет ни пристани, ни даже простою причала (здесь трудный фарватер, водовороты, крутые, обрывистые берега), то все суда — и катера, и баржи — останавливаются в абаканском речном порту. От Абакана до Очур около двухсот километров. Здесь курсирует самолет — но крайне редко. Автобусной линии вовсе не существует. И потому возвращающиеся в село люди обычно нанимают машины в городском автопрокате или же используют случайный попутный транспорт. Второй этот вариант — наиболее распространенный. Однако большинство путников, особенно из числа спекулянтов, не желая зря рисковать, предпочитает ехать только в тех машинах, с такими шоферами, которые им хорошо знакомы.
Это общее правило! И уж тем более не стали бы от него отступать Терентий и Осип — мужики тертые, хитрые, не верящие никому.
И все-таки кто-то сумел перехитрить их и заманить в тайгу — на погибель.
На селе судачили и терялись в догадках: кто же это мог сделать? И чья же была машина? И только я один, пожалуй, уже понимал, догадывался — чья…
Наш клубный газик постоянно мелькал в селе и знаком был, в принципе, всем. Так что это одно уже могло привлечь путников и настроить их благодушно. Ну, а если и за рулем еще сидел кто-нибудь из своих, из очурских, — то отпадали вообще всякие сомнения.
