Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах
— А ты по какой линии? — поинтересовался Афанасий.
— По линии снабжения, — быстро ответил Пермяков.
— О! Ты тогда нужный человек! Афанасий! — он протянул руку.
— Геннадий. Очень приятно. Очень приятно, — Пермяков всем пожал руки, всем сказал, что его зовут Геннадием, и заверил в том, что ему очень приятно познакомиться с такими ребятами. — А я, значит, иду по составу и ни одной знакомой физиономии. И вдруг вижу — Серега! Надо же!
И Пермяков стал рассказывать какие-то истории, первым смеялся, дергал Левашова за рукав, как бы призывая в свидетели. Потом принялся расспрашивать ребят про Буюклы, про леспромхоз, в котором они работали, про начальство...
— Все ясно. Они ни при чем. Они в самом деле работают в леспромхозе, — спокойно и деловито сказал он, когда ребята вышли покурить.
— В основное время, — заметил Левашов. — А вообще, какого ты черта пришел?
— Соскучился. Как, думаю, поживает мой друг Серега Левашов — ответственный работник Урупской цунамистанции. И потом, я ведь тоже теперь еду, если можно так выразиться, в седьмом вагоне.
— Да, в шестом нашу лавочку можно прикрывать. Я разговаривал со Степаном Федоровичем.
— Да? Как?!
— По телефону. На линии подсоединились. Тебе поклон.
— Спасибо. Что у них?
— Одного задержали. Но улик немного... Степан Федорович сказал, что этот тип едет в седьмом вагоне. Правда, теперь здесь не двадцать человек, а все сорок!
— Но ты ведь помнишь, кто был в вагоне до переселения? Слушай, Серега, надо заставить его зашевелиться.
— А не провернуть ли нам такую вещь, — медленно проговорил Левашов. — У тебя пропадает чемодан. Ты поднимаешь шум, грозишься вызвать милицию, обыскать состав. Короче, устраиваешь легкую истерику, начинаешь всех подозревать и в конце концов приводишь милицию. Через два вагона, кстати, едут двое наших ребят — демобилизованные. Но они в форме, так что воспользоваться их услугами можно... Итак, что делает преступник?
— Он начинает шевелить мозгами, — сказал Пермяков. — Первым делом ему нужно избавиться от денег. Это улика. А вдруг в самом деле милиция устроит обыск? Самое разумное в его положении — припрятать деньги.
— Как? Вот деньги, вот ты с пеной у рта, вот милиционеры...
— Значит, нужно дать ему возможность избавиться от улики стоимостью в пятьдесят тысяч рублей... Я бы на его месте взял чемодан и ушел с поезда.
— Ты не выглядывал наружу? Над нами тайфун, Гена. Скорость ветра — пятьдесят метров в секунду. Деревья валятся. Он выдохнется на первой же сотне метров. Как ты думаешь, он доволен, что состав занесло?
— Вряд ли. Деньги не спрятаны. Дело не сделано. — Пермяков сейчас совсем не был похож на того шумного рубаху-парня, который ворвался в купе час назад. Теперь он был сосредоточен и словно немного опечален какой-то неотступной мыслью.
— А если нам для начала проверить документы? Возможно, у него нет даже разрешения на въезд.
— Как проверить? — Пермяков вскинул густые брови.
— Есть такая возможность.
Вечер тянулся мучительно долго. Темные купе, свечи в концах коридоров, храп на полках — все это угнетало. Лесорубы уже который час равнодушно шлепали набрякшими картами — им безделье давалось, наверное, тяжелее всего. Просидев час-другой, Иван вдруг вскакивал и тяжелыми, сильными шагами удалялся по коридору. Он проходил через весь состав и так же быстро возвращался.
— Фу! — говорил он облегченно. — Будто дело какое сделал.
— Всех обошел? Везде отметился? — смеялся кудлатый Афоня.
— Вы бы уж под уши сыграли, что ли, — советовал Левашов.
— Как? — не понял Иван.
— Ну как... Кто проиграет, тому ухо тут же и отделяют. Как два раза продул, так живи без ушей.
— С одними дырками! — захохотал Афоня.
— Нет, под уши я не буду, — сказал Иван и, не доиграв, бросил карты. Он поднял штору и с огорчением уставился на снег за окном. Потом медленно провел по стеклу толстыми пальцами, постучал костяшками по раме, вздохнул и сел. — Ох и вкалывать придется ребятам! Дорог нет, лесовозы под снегом, рембазу еще отрыть надо... А материалы, горючее...
— Да, план февраля завален, — сказал красивый Федор.
— Какой, к черту, февраля! Квартальный уже горит синим пламенем!
— Не впервой, ребята, — успокоил их Афоня. — Учитывая сложные погодные условия, — гнусавым голосом затянул он, видно передразнивая кого-то, — а также неблагоприятное стечение производственных обстоятельств, принято решение снизить план на пятьдесят процентов.
— Наверно, снизят, — согласился Иван.
— Конечно снизят! Еще с перевыполнением закончим квартал!
— Но все равно ребятам вкалывать придется, пока мы в этой берлоге на колесах отсиживаемся.
— Ну и что! — воскликнул Афоня, который никак не мог проникнуться чувством вины. — Мы ведь в командировке! Обмениваемся опытом!
— А ребята уже вкалывают, — упрямо повторил Иван.
— Вот было бы здорово, — у Афони загорелись глаза, — если взять наш остров на буксир да оттащить его в Черное море... Какой был бы край! Весь этот Крым И в подметки не сгодился бы нашему острову! А? Водопады, озера, скалы, сопки, леса...
— Что-то я не слышал, чтобы в Крыму лесоразработки шли... — сказал Федор. — Заповедным стал бы наш остров. Но я бы не стал его в Черное море буксировать. Я бы его в Средиземном оставил. Представляете, вдоль всего Средиземного моря — наш остров! Тепло, светло, мухи не кусают!
— А ребята вкалывают, — вздохнул Иван.
— Да хватит тебе причитать! — возмутился Федор. — Ну в самом деле, вроде я должен объяснительную писать — почему нас в составе замело! Стихия. И все тут,
— Ох, помню, первой зимы испугался, — мечтательно проговорил Афоня. — К марту уже задыхаться стал, казалось, зима второй год идет... Не поверите, я из той зимы выбрался как из ямы... Весна наступила, так я воздух стал открытым ртом хватать. Но какая была зима! — Афоня поцокал языком. — Буран неделю, снег — телеграфных столбов найти не могли, мороз — кошка под окном пройдет, и скрип снега слышен.
— Как же ты не удрал? — спросил Левашов.
— А вот этих касатиков встретил, — Афоня показал головой на Ивана и Федора. — Контакт у меня с ними получился. И скажу я тебе, парень, — Афоня посерьезнел, — когда контакт с людьми есть — никуда не уезжай. Не советую. Вернешься. Никакой климат, никакая зарплата не даст тебе... В общем, ты понял. И еще я скажу тебе, коль уж разговор зашел, — нет на земле ничего, кроме человеческих отношений. Все остальное — так, одежки. Ты их можешь снимать, можешь снова напяливать — это не имеет значения. Был у меня друг... Но вот у него оказалось высшее образование, а у меня его не оказалось. И контакт поломался. Была подруга... Она любила на мужчинах узкие брюки, а у меня были только широкие. И мы разошлись как в море корабли. И жена... Помню, была у меня жена, — Афоня усмехнулся. — Из ванной часами не выпускала — заставляла чуть ли не кипятком мазут из кожи на руках выпаривать. И руки у меня большие были, красные, вот как сейчас. Из парадного костюма они, вишь ли, некрасиво смотрелись. Как клешни. Пришлось развестись. А тот самый корреспондент, которому Иван хотел голову оторвать, первым делом всегда спрашивает у наших ребят: не думаешь ли, мол, с острова уезжать? Можно себе представить, как он относится к острову. Боится он его.
