Приключения аскета - Алексей Витальевич Величко
«Какая-то неделя и нас здесь не будет: сегодня, завтра в ночь делюга, три дня на откаты, и ходу-ходу».
Слевен вошла из кухни, на милом личике было нарисовано нетерпение.
«У дураков мысли сходятся», — Фрай ухмыльнулся. Немного расхлябанности и чёрного юмора и всё встаёт на свои места.
«Мои документы все с юга, настоящие и подделка, так что послание свыше — мотайте в Мексику, будет более убедительным чем мотать в эту долбаную Канаду, ненавижу эти зимы с шапками, шарфами да перчатками, экая милота пить кофе на морозе, ты как считаешь, Слевен, и откуда кстати ты по новому паспорту?»
«Я с Южной Дакоты, так что мне ближе до Канады, милый!»
«Поздно рыбка, твой кузен ждёт двух автотуристов к себе в качестве постояльцев, ты же мечтала о Мексике».
Слевен практически замурчала, потянувшись представила как греет свои косточки на экскурсии в Теотиуакане, ловя солнечные блики, рядом с самой пирамидой солнца.
«Да, это то чего тебе и мне не хватало, после куда захочешь, но сперва в Мексику».
Родом Слевен из Калифорнии, жила с родителями в Лос-Анжелесе, предпочитая при этом провинции и глубинки. Она подумала о своём родительском доме, и Фрай словно прочитал её мысли, было за ним такое умение эмпатически пародировать мысли своих близких людей, девушка знала об этом, поэтому не сильно удивилась тому, что её возлюбленый предложил ей остановиться в Калифорнии после поездки в Мексику.
«А что, продолжал Фрай свои изыскания, ты бы хотела вернуться в свои родные пенаты на побережье Тихого океана? Твоё сердце иногда преисполняется тоской из-за отъезда, я же чувствую это. Ты та кто считает, что обязана родителям всем что есть, и в состоянии заставить себя видеть, как они стареют, более того, что дети стареющих родителей часто переживают старение родителей, так и ты, не смотря на то, что понимаешь, что это часть жизненного цикла».
«Люблю тебя за то, что ты чуткий, и послушать как ты дискуссируешь, а по поводу Калифорнии, и тут в яблочко угодил. Помнишь эту фразочку из фильма «Хороший, плохой, злой». «Когда нужно стрелять стреляй, а не болтай», — так вот я о чём, давай наши личные дела оставим на потом, остался всего лишь день — мало в рамках года, но много для нашего с тобой междусобойчика. Так вот это я к чему… У меня странное предчувствие… Будто мы с тобой не вместе, но порознь, будто просто коллеги по цеху. Ты начальник, я твой ассистент, почувствовала это ещё около полугода назад, кровать больше не делим, благоденствие нет от слова более, ты уходишь на свои дела, каждый раз как последний, и недосуг как тут я, чем занимаюсь, что буду делать без тебя. Этот твой музей, понимаешь милый, он нас раскидал по разные стороны баррикад, я больше не я без тебя, на душе осознание опустошения, разлуки, эти твои лоты легли предтечей на наши плечи… Вот говорю в рифму…»
Слевен расплакалась. Фрай молчал, просто подошёл и встал рядом, зная, чем это закончится, разговор должен был состояться, расставляя приоритеты, став эдаким бригом, вышедшим в новое плавание, давая надежду и пищу для размышлений. Фрай заранее приготовил встречную часть речи, дабы взять всё в свои мужские руки, разбавляя потуги Слевен. Он собрался с мыслями, но ощущение обречённости, эта тревога, чувство разрыва последней нити, делала разговор в полной мере лишь сотрясением воздуха.
«Дорогая, да, ты права, и твоя правда нужна нам перед этой оконцовкой. Я считаю, что всё наладится, когда я на третий день после завтрашней ночи встречусь с тобой на парковке и отправлюсь в тур по стране, за плечами будет только ветер и эти чёртовы деньги — начало новой жизни, да… Ты и я, мы чувствуем… И я сделаю это вновь… Для тебя…”
Слевен, дослушав, нырнула под руку Фраю. Уткнувшись в плечо, стала вытирать слёзы. Как никак, но успокаивать тот умел, вот и сейчас она поняла, что ей наплевать о завтрашнем дне, о его исходе, она готова ждать сколько прийдётся, готова к любому финалу.
“Хоря, если ты справишься, обещай… У нас будет всё как у всех, как и у наших родителей, ты уверял, что ещё не всё потеряно. Мы наверстаем, и я подарю тебе ребёночка, сейчас мы болтаемся на краю, но есть шанс дойти до апофеоза, понимаешь… До кульминации. Может с ребёнком наши скитания закончатся. Мы станем полноценными членами социума, а не пилигримами, не вредителями добропорядочным семьям.
“Да, я обещал, у нас будут дети… Мы осядем, больше не будем ютиться в этих пенатах, не пойми кто тут жил и спал, я куплю нам дом… свой дом, слышишь, а дерево уж как нибуть вымучаем общими силами”.
На том они и порешили обнявшись, предаваясь поцелуям, на этот недолгий период времени, ставший островком в море мучений последних дней.
Тем временем Нил ответствовал Дженкинсу и напутствовал того в нелёгком поприще блюстителя порядка. Тот нервничал, не зная истинных барышей, ерзал на месте, намекая на некую прибавку, понимал чьи возжи и кто ведёт, но всю ответственность на себя брать не хотел, этим и апеллируя.
Том, он же мистер Х, пообещал оплатить работу в трёхдневный срок, но почему-то не переводами, а что ни на есть наличкой.
«Не тот год на дворе, чтоб наличкой», — Для Нила эта была ещё одна ложка дёгтя, да какая. Отмывать деньги в двадцать первом веке, мягко говоря, не самое удобное занятие. Том уверял, что всё с ними в порядке, но не тут-то было, доверять жулью, будучи тем ещё прохиндеем было такое себе. Самое простое — подставные фирмы с уставным капиталом, на счёт которых и отправляется данная сумма. Разбираясь в этом, труда для Нила огромного не составляло, довести до ума данные махинациями со счетами. Думать же за коллег он не хотел, однако боялся, что где-нибуть всплывут купюры, потянув на дно и его, как соучастника.
Так вот наш еврей придумал идеальную схему отмыва баксов. Обычно в таких махинациях фигурируют предприятия-однодневки, которые не платят налоги, а отчётность сдают с нулевыми показателями. Так вот Нил
