Купчая - Юлия Григорьевна Рубинштейн
И ведь всё вышло совершенно случайно. То есть деньги он копил всю сознательную жизнь – сначала просто хотелось жить хорошо, хотелось чего-то, чего нет и не будет у заводского работника – модных вещей, вызывающей громкой музыки, вечеров в ресторане. Женщин в шелках и бриллиантах. И чтобы обнимали ноги. Прочитал когда-то в затрёпанной порядком старой дурацкой книге про средние века, про немецких баронов – это они завели такой обычай, батрак должен обнимать хозяину ноги. Но вот тайник на сухогрузе «Полоцк» свалился на него случайной удачей. При ремонте судна обнаружился – мысленно он назвал его так – встроенный шкаф очень приличного объёма. На чертежах его не было.
Потом был ресторан. Второй помощник капитана Гулия – именно из его каюты открывался доступ в необозначенное помещение – вопреки своей фамилии оказался не очень крепким питухом, и Озолс, получив подтверждение догадкам насчёт джинсов и туфель «Саламандер», набился ему в компаньоны. Доход от совместного торгового предприятия раз в десять, в двадцать превышал заводскую зарплату. Потом пришлось познакомиться с Имантом Гайгалом и ещё некоторыми молодыми людьми, в результате чего доход уменьшился, но оставался очень приличным. Потом наступила независимость. Дядя умер ещё задолго до неё, так что квартира у Озолса была своя, он обменял её через маклеров, с изрядной приплатой, на роскошную трёхкомнатную в старом доме. А потом прозвучало слово «реституция», и оказалось, что дом имеет хозяина. И вот тут-то Имант Гайгал произнёс фамилию Силинь.
Озолс воспринял это без удовольствия, но спокойно. Ему случайно повезло – он попал в компаньоны к Гулии, узнав его тайну. Теперь повезло другому – выпал козырь в виде документа на дом. Ничего, колода ещё не вся на руках, игра ещё не кончена, козырный туз не выпал пока, он впереди. Силинь? Никого не знал Озолс такого, чтоб не волновал человека хруст купюр. Возможно, это один из тех молодых людей, или, правильнее сказать, их кукловод. Сам не работает и не торгует, только берёт долю со всех торгующих. Козырь у него на руках. Что ж, предложим отступного…
Не взял.
Ни в каком виде не взял. Ничто из того, что мог Озолс предложить, не привлекло.
– А ты думал! – посмеялся тогда Имант. – Только у тебя, что ли, дед и дядя были в легионе?
Озолс намотал на ус. И стал размышлять над другим вариантом. Где же были родные Силиня, что он Озолса отказывается считать компаньоном? Полагает себя выше? Что за истинные арийцы, среди которых он, выходит, обретался?
Побывал в управлении почт, поговорил с Анелей Зарембой – была у него такая глупость ещё в заводские времена, нажила она от него дочку, он поступал по отношению к бывшей любовнице всегда честно – платил одну заводскую зарплату каждый месяц, туфельно-джинсовые доходы позволяли себя при этом ни в чём не ограничивать. Она и в управлении служила благодаря его деньгам. Анеля сообщила, что Имантова матушка Эмма Гайгал получает письма из Германии. От некоего Нагеля. До независимости не получала. Тогда он намекнул Иманту, что для него, Озолса, Имантовы немецкие родственники не тайна, но что, дескать, они не могут быть причиной для отказа от партнёрских отношений.
Имант, естественно, взъелся. Сказал: завидуешь! Озолс только улыбался: было бы чему завидовать, уж такого счастья, как родные, при которых надо работать сиделкой, ему точно не требуется. Или нанимать сиделку. Мало делился со всякими…
Озолс во всех подробностях чёткой косой линейки летнего дождя помнил день, когда всё началось. Зазвонил телефон, и буркающий голос охранника доложил: человека завалило. Где завалило? Завод последнее время ничего не строит и даже теплотрассу не ремонтирует, ответил Озолс. Какая стройка, снова бормотнул охранник, старая будка просела, дождь доконал. Не спеша собравшись, переждав, пока выглянет бледное солнышко, Озолс пошёл, куда объяснили по телефону. Действительно, будка. Похожа на трансформаторную… хотя нет… эта и больше, и дверь не такая, и зачем-то заколочена. Даже не заколочена – забран вход сваренными накрест уголками. Внутри вроде кто-то есть. Стонет. Зовёт кого-то по-русски…
– За сваркой уже послали, – сказал работяга.
Планов этого угла заводской территории Озолс никогда не видел, хотя по роду работы, связанной с надзором за техникой безопасности на сварке, бывал, кажется, во всех производственных корпусах и на ремонте той самой теплотрассы. Куда послали? Инвентарного номера здания Озолс не знал. Плана вспомнить не мог – никак не хотел вставать перед глазами образ синьки с толстыми линиями, не видел он такого чертежа, и всё. И как там очутился тот, кто стонал, кто выдал ему наряд и на какие работы? При забитой двери? Кровельные? Электромонтажные? Тут и проводов-то не видно. Впрочем, очень скоро выяснилось: проводов именно потому и нет, что некто решил разжиться цветным металлом, не рассчитал и рухнул внутрь будки вместе с крышей. Без всякого наряда. Даже без заводского пропуска. Нашлась и дыра в заборе, сквозь которую вынесли уже много провода, и не только провода. Но всё это Озолса уже не очень касалось – нарушения правил сварочных, да и каких бы то ни было заводских работ не произошло. А вот забитое крест-накрест уголком здание без номера – это было интересно.
Когда рабочий день в конторе закончился, Озолс переоделся в спецовку и задами, чтобы не попадаться лишний раз никому на глаза, вернулся к будке с провалившейся крышей. Стены бетонные. Похоже, монолит. На заводе таких зданий нет. Заводоуправление и старые цехи – кирпичные, новые цехи – блочные, сборные. А монолитного железобетона Озолс на заводе не видел. Он вошёл внутрь, насколько позволяли обломки просевшей крыши. Бетонный пол, более-менее целый, не щербатый, похоже, будка
