Боги глубокого космоса (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
— Нил! — вдоволь насмотревшись, окликнула я. Когда на мой возглас он никак не отреагировал, даже не вздрогнул, подошла поближе, опять позвала по имени, и — опять не получила никакой реакции. Опустившись рядом с ним на корточки, а потом, для удобства, на коленки, я аккуратно потрепала мужчину за плечо. Плечо было тёплым, мужчина — явно живым: было видно, что он мерно медленно дышит.
Ещё несколько секунд аккуратно его потеребив и не добившись никакой реакции, я призадумалась, совмещая этот процесс с созерцанием. С одной стороны, подобное состояние человека сложно было назвать нормальным. Но с другой — особого повода для паники и вызова доктора я тоже не наблюдала. Он как будто очень-очень крепко спал, глубоко уйдя в себя. Мне даже показалось, будто я что-то слышала или читала про подобное состояние, но вспомнить ничего конкретного не получилось.
И я немного подождала. Потом подождала ещё немного, и ещё, но мужчина по-прежнему не шевелился. Окончательно заскучав, я решила хоть немного развлечься и удовлетворить, наконец, своё любопытство. Пододвинувшись поближе, протянула руку и кончиками пальцев осторожно дотронулась щеки мужчины, провела и не, удержавшись, захихикала, отдёрнув ладонь: щека была колючая, и мне было щекотно.
Выждав пару секунд, я совсем уж аккуратно повторила кончиком пальца совершенный на мой взгляд абрис губ, и теперь смеяться мне уже не хотелось. В отличие от щеки, эта часть лица оказалась на ощупь такой же, как и на вид — мягкой и тёплой.
Во рту вдруг пересохло, и я нервно облизнулась, опять опустив руку. Несколько секунд молча смотрела, не в силах решиться, а потом подумала — когда ещё выдастся возможность! Любопытствовать, так до конца!
Привстав на коленях и для удобства опёршись о плечи мужчины, я, внутренне трепеща от ужаса и поражаясь собственной неожиданной смелости, неуверенно коснулась губами уголка его губ. Объект моего изучения опять не шелохнулся, и я окончательно обнаглела.
Целовать абсолютно неподвижного человека было очень… странно и немного смешно. Но чем именно этот процесс отличался от всех прочих, я с уверенностью сказать не могла. Во-первых, весь мой соответствующий опыт ограничивался парой неуклюжих детских попыток, предпринятых в те времена, когда моё тело ещё соответствовало моему возрасту. А, во-вторых, я же его не целовала, а просто удовлетворяла своё любопытство!
Но, как известно, любопытство — штука крайне губительная, причём не только для кошек, но и для всяческих недоделанных демониц. Потому что стоило мне аккуратно прихватить губами нижнюю губу мужчины и слегка провести по ней языком, пробуя на вкус, Нил вдруг открыл глаза. Не шелохнувшись, не сбившись с ритма дыхания, — те самые, светло-зелёные нечеловеческие глаза.
Застигнутая, что называется, «на горячем», я на пару мгновений испуганно замерла, не зная, что предпринять и куда бежать от резко пробудившегося стыда. И даже пикнуть не успела, когда вдруг оказалась лежащей на полу, подмятой под секунду назад совершенно неподвижного человека. А потом пищать уже вовсе было поздно, да и… не хотелось, честно говоря. Потому что мне наглядно продемонстрировали отличие настоящего полноценного поцелуя от всех моих экспериментов, и разница была не в пользу последних.
Прикрыв глаза, Нил целовал меня уверенно и спокойно, как будто делал это не первый и не последний раз в жизни. Отдавшись этому ощущению и полностью доверившись мужчине, я не то что не сопротивлялась, — пыталась отвечать, насколько это у меня получалось. И в конце концов так увлеклась процессом, что все разумные и посторонние мысли попросту выветрились из головы.
Я наслаждалась совершенно новыми и непривычными ощущениями, которых мне не суждено было испытать раньше. Не только поцелуем, он был лишь частью общей картины, неотъемлемой — но не единственной.
Наслаждалась нашим смешанным дыханием, где-то на краю сознания тихонько недоумевая: почему в книгах целуются, пока не станет хватать воздуха? Ведь можно было дышать носом! Впрочем, может быть, я что-то делала не так, но это совсем не портило мне удовольствия.
Наслаждалась тяжестью и теплом сильного мужского тела. Собственной непонятно откуда взявшейся смелостью, с которой я прикасалась к его гладкой коже, путалась пальцами в этом забавном золотистом пухе на его груди. Наслаждалась возможностью запустить пальцы в его густые и удивительно мягкие чуть вьющиеся волосы.
В какой момент просто поцелуй незаметно превратился во что-то большее, я не заметила. Просто вдруг поняла, что это — уже совсем не то, что было в самом начале. Изменился настрой, изменилось состояние, изменились прикосновения. Спокойная уверенность сменилась требовательной настойчивостью, и у меня опять не возникло никакого желания возражать. Ни против ставшего более откровенным поцелуя, ни против блуждающей по моему телу ладони, в какой-то момент совершенно бессовестно забравшейся под футболку, ни даже против раздвинувшего мои ноги бедра мужчины.
А самым приятным в происходящем была полная осознанность. Невнятный сладкий туман окутывал меня раньше, когда я только любовалась этими нежными, чувственными и такими жадными губами. Сейчас же я знала, к чему всё идёт. Отдавала себе отчёт, что, кажется, мужчина не вполне в себе, и что происходящее с точки зрения человеческой морали совершенно неправильно. Но то ведь с человеческой! А я, хоть и недоделанный, но всё-таки — демон. «Добродетельность» придумали именно люди, а у нас… как можно ждать верности и сдержанности от Искусителя, сам Дар которого требует соблазнять и очаровывать? Другое дело — дети, они могут появляться на свет только у сложившейся пары, но это уж точно к делу не относилось.
Да, наверное, можно было сказать, что я пользовалась моментом, и, — о, ужас! — использовала мужчину в своих интересах. Но мне совершенно не было стыдно и за это тоже.
Я в кои-то веки чувствовала себя настоящей желанной женщиной, и совершенно не хотела расставаться с этим ощущением, особенно — по собственной воле. И это не говоря о том, что сам Нил мне очень нравился, буквально — с первого взгляда. Хоть я почти ничего о нём не знала, как и он обо мне, но почему-то при общении с ним у меня складывалось ощущение, что мы давно и очень хорошо знакомы. Наверное, я слишком много его рисовала, слишком зациклилась на нём и на его тайне. А ведь ещё была эта необычная аура мужчины, и от него всегда, в каждый момент времени будто исходил свет и тепло, к которому я тянулась с отчаяньем первого весеннего цветка.
А, может, всё было куда проще, и не надо было искать никаких подспудных мотивов, а достаточно было посмотреть на самого Нила. На его искреннюю живую улыбку, на которую решительно невозможно было не ответить взаимностью; я в жизни никогда не видела никого, кто ещё умел бы так улыбаться. На дружелюбный и открытый взгляд удивительных серых глаз. Да одних губ бы хватило — моей тяжелейшей эстетической контузии, на которые можно было любоваться бесконечно! А ведь были ещё его шутки, его спокойная надёжная уверенность… Он настолько не походил на всех моих знакомых представителей мужского пола, что как будто был изначально создан в пику образцовым настоящим демонам, и мне это невероятно нравилось.
Да, чёрт побери, следовало признать: я влюбилась. Наверное, под это можно было подвести какую-то теоретическую базу, найти причину для моих неожиданных чувств; только дело в том, что я совершенно не хотела этим заниматься. А хотела, чтобы он продолжал меня целовать, и чтобы это всё никогда не заканчивалось.
Правда, моему наивному желанию не суждено было сбыться. Нил вдруг вздрогнул всем телом и замер. Потом очень медленно и осторожно отстранился, глядя на меня совершенно дикими и почти испуганными глазами.
— Иля? Что… — начал он и запнулся. Нахмурился, приподнялся повыше на локте, внимательно и пристально вгляделся в моё лицо, и озадаченно пробормотал: — Но как… — и снова запнулся. Выражение лица его стало настолько потерянно-виноватым, что я, не удержавшись, фыркнула от смеха. — Прости, я… — проговорил он, опять запнулся, перевёл взгляд с моего лица ниже и снова замер. Я даже из любопытства приподняла голову — посмотреть, что же его так шокировало. А, догадавшись, захихикала: моя футболка была задрана едва не по подмышки, а его ладонь всё это время сжимала мою грудь. — Иля! Чёрт, прости, я не знаю… — он, отдёрнув руку, торопливо попытался подняться, но сразу это не получилось: то самое бедро, бесцеремонно вклинившееся между моих ног, плотно обвивал, не давая отстраниться, мой же собственный хвост.
