Клайв Касслер - Ночной рейд
— Вы что же, хотите сказать, что он не существовал? — саркастически спросил Эссекс.
— Да нет, — покорно сказала Хейди. — Вы сами живое доказательство его существования.
Эссекс пристально смотрел в свою чашку чая, словно видел на дне какую-то неясную картину.
— Это правда, — наконец произнес он. — Кроме его ежедневных наблюдений за жизнью Госдепартамента и нескольких снимков в семейном альбоме, на память от моего деда осталось очень немногое.
— Вы можете что-нибудь вспомнить о том, каким он был в ваши школьные годы?
Эссекс торжественно покачал головой.
— Нет, он умер молодым, когда ему было всего сорок два. В тот же год я родился.
— Тысяча девятьсот четырнадцатый.
— Двадцать восьмого мая, если быть абсолютно точным.
Хейди метнула на него изумленный взгляд.
— Через восемь дней после подписания договора в Белом доме.
— Думайте, что хотите, коммандер, — терпеливо сказал Эссекс. — Договора не было.
— Но вы же не можете отбросить доказательство?
— Брайан и мой дед неоднократно наносили визиты в Белый дом. Подпись на обороте снимка является ошибкой, вне всяких сомнений. Что же касается письма, то вы просто не понимаете его смысла.
— Факты говорят сами за себя, — настаивала Хейди. — Сэр Эдвард, о котором пишет Вильсон, — это сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Британии. И заем, предоставленный Британии на неделю раньше даты, указанной в письме, на сумму сто пятьдесят миллионов долларов, зарегистрирован со всеми подробностями.
— Предоставлен, хотя эта сумма была огромной по тем временам, — сказал Эссекс понимающе. — Но перед Первой мировой войной Великобритания проводила программу социальных реформ, приобретая одновременно вооружение для приближающего военного конфликта. Скажем просто, ей нужны были доллары, чтобы продержаться до тех пор, пока примут законы о более высоком налогообложении. Едва ли этот заем можно назвать каким-то особенным. По сегодняшним международным стандартам его можно рассматривать как довольно обычное соглашение.
Хейди встала.
— Извините, что побеспокоила вас, мистер Эссекс. Более не могу позволить себе занимать ваше время сегодня.
Его глаза заблестели вновь.
— Можете беспокоить меня в любое время.
В дверях Хейди обернулась.
— Еще одно. В библиотеке есть полный комплект ежемесячных дневников вашего деда, кроме последнего за май. Оказывается, он отсутствует.
Эссекс пожал плечами.
— Здесь нет никакой тайны. Он умер раньше, чем успел закончить его. Возможно, пропал во время реорганизации, когда всё выносили из его офиса.
Эссекс стоял около окна, пока машина Хейди не исчезла среди деревьев. Его плечи ссутулились. Он почувствовал себя старым и усталым. Он прошел по украшенному резьбой античному залу и повернул голову одного из четырех херувимов с отсутствующими глазами, которые были расставлены по углам. Внизу всего в одном дюйме выше ковра показался небольшой плоский ящичек. Внутри лежала тонкая книга в кожаном переплете, обложка с гравировкой потрескалась от времени.
Он сел в очень мягкое кресло, утопая в нем, поправил очки и приступил к чтению. Это с давних пор стало ритуалом, повторяющимся с различными интервалами в течение многих лет. Его глаза давно не видели слов на страницах; за многие годы он выучил их наизусть.
Он оставался в таком положении, когда солнце уже село, а тени вытянулись и растаяли в темноте. Эссекс прижал книгу к груди, его душа металась от ужаса, разум разрывался от нерешительности.
Одинокий старик в темной комнате погрузился в прошлое.
12
Лейтенант Ивен Бертон-Ангус поставил свою машину на стоянку теннисного клуба «Глен эко», взял большую сумку с пассажирского сиденья и вышел из машины на холод. Он быстро прошел мимо пустого бассейна и теннисных кортов, занесенных снегом, направляясь в теплое здание клуба.
За столом рядом со стеклянной витриной, на которой рядами были выставлены награды, полученные членами клуба, сидел менеджер.
— Могу чем-нибудь помочь? — спросил он.
— Да, меня зовут Бертон-Ангус. Я по приглашению Генри Ангуса.
Менеджер внимательно просмотрел свои записи.
— Правильно, лейтенант Бертон-Ангус. Прошу прощенья, сэр, но господин Ангус звонил и сказал, что не может выполнить свое обещание. Он просил меня передать, что пытался застать вас в посольстве, но вы уже ушли.
— Жаль, — сказал Бертон-Ангус. — Но поскольку я уже здесь, нет ли у вас свободного теннисного корта, где я мог бы потренироваться?
— Мне пришлось изменить все запланированные игры, когда господин Ангус сообщил об отмене. Однако сейчас другой джентльмен играет один. Возможно, вы сможете поиграть вместе с ним.
— Где его можно найти?
— Сейчас он в баре. Его корт не освободится еще в течение получаса. Его зовут Джек Мерфи.
Бертон-Ангус увидел Мерфи за столиком с напитками, который стоял около окна с видом на канал Чизапик. Он представился.
— Ты не против того, чтобы играть с противником?
— Совершенно не возражаю, — ответил Мерфи с улыбкой. — Плохо играть одному, но будем играть вместе, если ты не размажешь меня по корту.
— Вряд ли смогу.
— Ты давно играешь в теннис?
— На самом деле предпочитаю сквош.
— Догадался об этом по твоему британскому произношению.
Мерфи жестом пригласил сесть.
— Выпей. Еще масса времени до того, как освободится наш корт.
Бертон-Ангус с удовольствием воспользовался возможностью расслабиться и заказал джин.
— Прекрасное место. Канал напоминает мне канал около моего дома в Девоне.
— Протекает через Джорджтаун и впадает в реку Потомак, — сказал Мерфи, изображая гида. — Когда зимой вода замерзает, местные жители катаются на коньках и занимаются подледным ловом рыбы.
— Ты работаешь в Вашингтоне? — спросил Бертон-Ангус.
— Да, я историк сената. А ты?
— Адъютант военно-морского атташе посольства Великобритании.
Выражение отчуждения промелькнуло на лице Мерфи. Бертону-Ангусу показалось, что американец смотрит прямо сквозь него.
— Что-нибудь не так?
Мерфи отрицательно покачал головой.
— Нет, всё в порядке. То, что ты служишь в военно-морских силах и в то же самое время британец, напомнило мне о женщине, коммандере ВМС США, которая приходила ко мне в поисках данных, относящихся к договору между двумя нашими странами.
— Не сомневаюсь, что это договор о торговле.
— Не могу сказать. Странная особенность в том, что, кроме старой фотографии, в архивах сената нет никаких записей.
