Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
— Вам уже сказали, — начал он, глядя прямо в глаза священнику, — почему мы вынуждены поступить именно так и что наши действия не имеют целью осквернить храм. Надеемся на вашу искренность и желание всемерно содействовать органам власти.
Отец Валериан ощетинился.
— Я протестовал и протестую против этого незаконного акта, — зло сказал он, — и буду жаловаться!
— Законный он или незаконный, судить не вам! — резко ответил полковник. — Вы имеете право жаловаться, но сможете это сделать только завтра, вернее, — он взглянул на часы, — сегодня днем.
— Я очень болен, — начал каноник, — поднимать с постели больного человека негуманно.
— Наш врач не нашел у вас никаких болезней, — вмешался Трегубов. — Он считает, что эта прогулка не повредит вам. Скажите, — вдруг спросил он, — есть ли под собором подвал?
Каноник выдержал его пытливый взгляд.
— Только усыпальница под алтарем.
— Можно посмотреть?
— Прошу.
Трегубов сделал знак подчиненным, чтобы начинали, а сам с Левицким проследовал за каноником.
В усыпальницу было проведено электричество, и отец Валериан включил свет. Смотрел с нескрываемой иронией, как шарили непрошеные ночные гости — ощупывали все гробницы, выстукивали каменные стены. «Ищите, голубчики, ищите, тут сам дьявол ничего не найдет, не то что вы…» Сел на ступеньку и демонстративно углубился в молитвенник.
Через час обыск закончили, и старший группы доложил Трегубову, что ничего подозрительного, тем более каких–нибудь следов капитана Кирилюка, в соборе не обнаружено. Трегубов отвел Левицкого в сторону.
— Придется извиниться и отпустить попа, — поднял он правую бровь.
— Не нравится он мне, — признался Левицкий, — слишком уж спокоен. Переборщил святой отец. Или действительно нервы у него железные…
— Но ведь доказательства… Где доказательства? Можете идти… — Трегубов махнул старшему группы. — И вы тоже, — отпустил он представителя управления по делам церкви. — Мы сейчас выйдем.
В соборе стояла такая тишина, что было слышно, как каноник листает страницы молитвенника. Левицкий и Трегубов отошли на середину церкви и разговаривали шепотом.
— Может, напрасно так поступили, — засомневался и Левицкий. — Кирилюк мог выйти из собора вслед за каноником, и с ним что–нибудь случилось…
— Несчастный случай? — улыбнулся Трегубов. — Исключено. Если бы в городе что–нибудь случилось, я бы знал. Что у вас, лейтенант? — обернулся он к дверям.
Левицкий посмотрел туда же и увидел Ступака, делавшего какие–то знаки, Понял: лейтенант не хочет привлекать внимания каноника — и слегка подтолкнул Трегубова к притвору.
— Вот… — Ступак осторожно развернул клочок газеты я показал два обыкновенных автоматных патрона. — Нашли тут рядом, в сарайчике.
— Ну и что же? — не понял Трегубов. — Мало ли их тут валяется!..
— Свежесмазанные… — возразил лейтенант. — Кто–то потерял совсем недавно.
— Где сарайчик? — заинтересовался полковник. — Проводите нас туда.
В сарайчике хранились дрова. Распиленные и нарубленные, они были сложены аккуратными штабелями у задней стенки. Тут же стояли козлы, валялся топор. Левицкий машинально поднял его и провел пальцами по лезвию. Видно, давно уже не пользовались им — выщерблен и затуплен, с пятнами ржавчины.
— Вот тут нашли. — Ступак посветил фонариком у входа. — Конечно, этого добра после войны всюду хватает, но будто вчера потеряны…
— Как попали сюда? — полюбопытствовал Трегубов.
— Для сержанта Батаева это не замок.
— Надо было взять ключ у каноника, — не одобрил Трегубов, — а впрочем… — равнодушно махнул рукой. — Сухо тут, опилки… Патроны и закатились… — Он постоял на пороге, ощупывая сарай ярким лучом фонарика. Ощупал даже потолок — добротный, из крепких досок. Подошел к сложенным у стены дровам, потрогал я даже зачем–то понюхал полено. — Сухие, — сказал он, — как у хороших хозяев. — Взял у Левицкого топор, поставил торчмя полено, тюкнул. — Таким топором не порубишь. — Отодвинул козлы к выходу, сел, похлопал рядом, приглашая Левицкого. — А ну, ребята, — направил он луч фонарика на большую кучу дров в углу, — раскидайте их.
Ступак с сержантом принялись за работу. Трегубов, внимательно наблюдая, как пролетали мимо них поленья, пояснил Левицкому:
— Нарубили их уже давно — сухие, даже звенят, — а сложить не удосужились…
— Лето, — заметил Левицкий, — зачем теперь дрова? В городе газ и…
— Для настоящего хозяина, — кивнул Трегубов на кучу, — это — как ножом по сердцу. Вон какие штабеля выложили, крыша без единой щелочки, пол каменный, а топор ржавый и зазубренный. Не по–хозяйски это…
Левицкий понял ход мыслей Трегубова.
— Думаете… — начал он.
— Не знаю… — перебил тот. — Но подозрительно.
Трегубов сидел на козлах в удобной позе и не отрывал взгляда от кучи дров, которая все уменьшалась. Наконец не выдержал, вскочил и принялся помогать Ступаку. Отбросив последнее полено, чуть не лег на пол, выгреб из угла толстый слой опилок.
— Так я и знал! — крикнул радостно. — Приведите, лейтенант, попа.
Левицкий присел рядом с Трегубовым. Тот провел пальцем по едва заметной щели в полу, сдул опилки. Возле самой стены в каменном полу было кольцо. Трегубов потянул за него, но безуспешно. Уперся коленом в стену, напрягся — крышка не поднималась.
— Очевидно, какой–то секрет, — отпустил он кольцо, — или заперто снизу. А впрочем, уже ведут попа, и мы все сейчас выясним.
Он направил луч фонарика на дверь так, чтобы увидеть, как отреагирует каноник на их открытие. Тот остановился на пороге, стоял прямо, ослепленный, и смотрел перед собой не моргая. Только сложил руки на груди и переплел пальцы, сильно сжав их, чтобы не дрожали.
Трегубов опустил фонарик, осветил угол, вырвав из темноты крышку люка, и снова перевел луч на лицо священника:
— Куда ведет этот ход? И как открывается люк?
Впервые за все время каноник показал свой характер.
— Может, уважаемые господа не будут играть в сыщиков?! — громко и зло спросил он. — Я старый человек и нуждаюсь в отдыхе…
Услышав эти слова, Трегубов неожиданно засмеялся. Фонарик задрожал в его руке, и Левицкому показалось, что каноник покачнулся, но это лишь показалось. Трегубов замолк, луч перестал дрожать. Каноник оперся о притолоку и прищурил глаза. Трегубов придвинулся к нему, сказал с презрением:
— Так, святой отец, может, прекратим эту игру? Вы разоблачили себя, хотя нервы у вас действительно железные.
Каноник не отвел глаз. Смотрел мрачно, как на провинившегося ребенка.
