На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

— Кэп, я знаю, что вы тоже противник всех этих телячьих нежностей, но теперь-то субординация уже не пострадает, если я вас поцелую? Не как кадет, а как частное лицо? — осведомляюсь я, весело косясь на суровое чело сына Варганы.

— Ты на пару со Стратитайлером столько моих нервных клеток прикончила, что хуже уже не будет, — хмыкает тот. — Жду через годик. Стандартный земной. Если желание помотаться по галактикам не остынет к тому времени.

— Есть, сэр, прибыть через годик! — салютую я. В нашей Академии лучшая в выпуске тройка традиционно получает право самостоятельно выбирать место службы — так что теперь хоть из термака выпрыгну, а буду среди этих счастливчиков. Так и вижу физиономии членов комиссии, когда озвучу, на каком доблестном судне алкаю служить! Что бы они понимали, в самом деле. Вот Бас подтвердит — лучший корабль Пяти Галактик!

С Цилли мы просто крепко обнимаемся — спасибо адорианскому апгрейду, а то бы мне от ее мускулистых ручек, способных в морской узел пустынного удава завязать, не поздоровилось. А вот с последним членом нашей бравой команды мне целоваться не очень хочется. Целовалась уже, спали меня Алголь… с двойничком его. Но пасовать под его внимательным и каким-то насмешливым взглядом я не собираюсь, поэтому подхожу к лже-Рекичински, чеканя шаг и уставясь ему в глаза, точно плененный колонистами санайский кобровидный партизан.

— Ярка, если что — помни, что я прошел все исследования, и они подтвердили мою гуманоидную сущность, — быстро говорит Ларссен, должно быть, проникшись нехорошим огоньком в моем взоре.

— Да знаю я!

— Может, оставишь виртуальный адрес, в шахматы по сети сможем играть, — на полном серьезе предлагает он. Я даже сержусь — до чего ж уныло, прозаично и по-пенсионерски это звучит после того, как мы все вместе ухнули в неведомую галактику, нашли потерянную экспедицию и социопатическую адорианскую ветвь и практически голыми руками спасли зиркову вселенную. И это еще не считая эпической битвы с плазмюками! У Бо и то фантазии больше, он вон мне на прощание задачку по трехмерным нардам скинул, над которой якобы двести лет безуспешно бьются все гениальные умы галактики. С предложением через годик встретиться и пути решения обсудить.

— В перерывах между починками канализации на своей станции поигрывать планируешь? — ехидничаю я.

— Вентиляции, — поправляет Ларссен.

— Да один джокорд…

— Нет, теперь, наверно, со станцией покончено, — подумав секунду, отвечает он. — Мне как-то понравилось уже… приключаться

— Чтобы приключаться так на регулярной основе, нужно сперва пяток годков оттрубить в Академии, — вворачиваю я не без яда в голосе.

— Никогда не поздно попытаться, — пожимает плечами Горан.

— Только не иди учиться на суперкарго, кажется, это не твое, — невольно фыркаю, вспомнив незабвенные куролапы и физиономию ошалевшего буровика.

Впечатав все же Рекичински (как мне отвыкнуть так его называть?) в щеку положенный поцелуй, быстренько сворачиваю прощальные церемонии. Осталось сказать «До свидания» только «Дерзающему» — никакому не рыдвану, а самому прекрасному во всех Пяти Галактиках кораблю, благодаря которому со мной случилось столько невероятных приключений.

На посадку выдвигаюсь вместе с Нюком и его милягой-роботом, раз уж они вызвались сопроводить мою беспокойную беглую тушку для вручения Торквемаде в собственные инквизиторские ручечки. Честно дотащив мои нехитрые пожитки до посадочного трапа, Рори по команде хозяина умильно пиликает огоньками на пластиковой морде и прижимает ушки — прощается.

— Вот, я тут тебе, дитя природы, на бумажке, по старинке все свои координаты в сети и на Земле написал, — говорит Нюк. — Расчет получу и тоже на Родину махну, нянюшку навестить. Увидимся.

— Увольняешься? — удивляюсь я.

— Уво-о-олят, или я не я буду, — с бесшабашной обреченностью отмахивается он, улыбаясь и ероша зеленые вихры. Потом делает шаг вперед и крепко-накрепко меня обнимает.

— Привязался я к тебе, перец ты славийский, прям сил нет, как к сестре родимой, — говорит Нюк.

— Будешь на Земле — непременно заваливайся в гости, но даже не вздумай вылететь из экипажа, через год же вернусь, куда вот тогда без тебя? — напутствую я, грозно сведя брови, и тоже стискиваю его в фирменных славийских обнимашках, вышибающих воздух из непривычных грудных клеток. Но это еще ничего, будь я прежнего роста — объятья пришлись бы прямиком на набитый до отказа местными вкусняшками желудок Эластичного Бортинженера.

— Ню-у-ук! — гаркает передатчик в его ухе так, что Рори подпрыгивает. — Долго ты там платочком махать собираешься?! Взлетаем скоро, джокорда те в борщ!

— Нюк-говнюк, — огрызается тот тихонечко себе под нос и на прощание чмокает меня прямо в мой воздухозаборник. — Ладно, помчались мы, спокойненько тебе долететь до Земли, без провалов в иные галактики. Это, чур, только со мной! Звездного ветра в закрылки, Ярка.

Его долговязая фигура с катящимся рядом верным Рори исчезает в сгущающихся между пришвартованными на космодроме кораблями сумерках, зато навстречу мне вышагивает другая — куда более приземистая и крепкая, с коротким ежиком светлых волос. Торквемада, не к ночи будь помянут… Он едва не проскакивает мимо, не признав в полумраке мой обескудренный силуэт, и лишь в последнюю секунду притормаживает.

— Здравствуйте, курсант, — окинув меня странным взглядом, отрывисто произносит навигатор. И снова не орет. Да что ж это такое-то?

— Блин-печенюха, чуть не забыл! — кометой вдруг врывается между нами удалившийся было Нюк, шмякая мне на руки увесистый кулек: — Вкусняшки, на дорожку! Все к проносу на борт межгалактического лайнера разрешено. Здравствуйте, — отдуваясь, бросает он моему персональному инквизитору, смерив того подозрительным и даже угрожающим взором, — и до свидания. И не смейте ее ругать и ссылать в архив пыль с папок нюхать! Или пришлю вам букетик самых паскудных Шухеровых гибридов.

— Р-р-р! — закрепляет угрозу Рори. И они снова уносятся, только гравиботинки да пятки из умного пластика мелькают. Абдували Петрович точно бы ими гордился. Я вот горжусь.

— Доброго вечера, инструктор Литманен, не обращайте внимания, это мой… близкий родственник. По гастрономической… то есть астрономической линии, — благонравным тоном ответствую я слегка озадаченному этим нахальным зеленым галактическим вихрем наставнику.

— Заметно. Что родственник, — ледяным тоном произносит тот. Эх, не хочется мне, но надо-таки сказать одну вещь. Еще в той галактике ж обещала. Пусть только самой себе, но какая разница? И я скороговоркой выпаливаю:

— Мистер Литманен, мне очень жаль, что я так поступила. Я понимаю, что это было безответственно и легкомысленно. И за все остальное тоже извините меня, пожалуйста. Я сожалею обо всех выходках, когда вела себя, точно лимбийский корморожденный Омен… И на Нюка тоже не сердитесь, он не со зла, а из дружеской солидарности.

Впервые я вижу на лице Торквемады проблеск каких-то человеческих эмоций. Он явно удивлен, но старается не показать этого. Хотя, может, просто не слыхал прежде о сатанинских наклонностях исчадий лимбийской кормы — ксенология все-таки конек Васкеса, а не его.

— Ну, а что у вас с практикой, курсант Соколова? — после коротенькой паузы ровным голосом спрашивает Литманен, словно и не заметив моей покаянной речи.

— Пройдена! — рапортую я и протягиваю ему заполненные Варгом документы. Мельком взглянув на них, инструктор зачем-то изрекает и без того очевидную вещь:

— Практика пройдена не по назначенному вам месту службы.

— Но на ней я научилась куда большему, чем могла бы на той забытой зир… всеми забытой, в общем, станции! — моментально вскидываюсь я.

— Возможно, — невозмутимо соглашается Литманен. — Но практика подразумевает обучение не только профильному предмету, но и дисциплине. Поэтому засчитать ее я вам не могу.

И вот тут-то у меня пропадает дар речи. И остальные дары, включая способность отрывать ноги от земли, кажется, тоже. Инструктор аккуратненько огибает меня, чтобы подняться по трапу, а я все стою, ошарашенно разинув рот. Проходит не меньше минуты, пока мне удается переварить его ответ. И тогда я, злая, точно вставший не с того гравиботинка Варг, несусь следом за навигатором. Все-таки никакой он не Литманен! А именно Торквемада! А я-то еще аж несколько раз хорошо о нем подумала! Пока в другой галактике торчала, подзабыла, видать, до чего ж он милый, черная дыра его дери, человек!