Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
– Потеряли что ли меня? – заржал дядя Вася весело. – Вот вам проверка на вшивость. Два дня..–. дома нет человека, а у вас уже недоверие ко мне с подозрениями на загул или супружескую измену. Вроде я–..-..– поехал, а не работать А?
– Так чего ни с кем не передал, что с тобой всё нормально, что ты поломался и ремонтируешься на дороге?
– А кому передам? Птичкам, чтоб долетели до Валюхи и нащебетали на ухо? Тут же не ездит никто. Два дня стоим – хоть бы один придурок проехал.
– А если самому.–.-.до трассы доехать назад? – Шурик психанул. – Кто тебе так мозги..–.–., что ты не допёр простую вещь сделать?
– Вот у Владимира накрылось рулевое с рейками вместе и кардан слетел передним концом, – Дядя Вася поднялся. – Человек встал напрочь поломанный. В глухой заднице. Тут кроме меня, видать, и не ездит никто. Инструменты есть, а нужных деталей нет. И стоял бы тут до зимы. Я могу человека..–..-. послать и ехать кушать, телевизор смотреть и водку с вами жрать? Ты бы уехал? Честно только!
– Ну… – успокоился Шурик. – Ладно тебе. Разгунделся. Не уехал бы я. Ясное дело. Но на трассу бы сгонял и весточку родным передал с попуткой.
– Да некогда нам было. Думали же, что часа за три сделаем. А пришлось ночевать два раза. Мы эти рейки и крепления карданные из такой..–..слепили! Полезь – глянь сам. Народные умельцы, мля!
– Кабы не Василий – Подал наконец голос перепуганный поначалу Володя. – Стоять бы мне тут пока не сдохну. Ни воды, ни еды. В Семиозерку с Боровской трассы подсказали экономный срез на целых двенадцать кэ мэ умники наши в деревне. Я прямо возле Каменск-Уральска живу. В Дмитриевке. Вон рулоны рубероида на свиноферму им везу. Я и пошёл по срезу этому. А дорога – сами видите. А драндулет мой, два года уж как списанный, вот он, оцените! Ну, и не вытерпел он …–..– дорогу эту.
– Ну, ничего, – Шурик остыл окончательно. Бывает. А вы скоро до ума «газон» Володин догоните? А то народ у нас волнуется. Отдельные рыдают. Отдельные вицей хотят мочёной приложиться к спине Васькиной широкой. Ехать надо.
– Так аккурат всё и добили! – стеснительно сказал Володя. – Хотели уже покурить да проверить на ходу.
– Так вы курите на ходу как раз. Приятное с полезным состыкуйте, – посоветовал Шурик. – И потом ты на свиноферму. А мы вот эту радость нашу сопроводим до отцовской хаты. Там и жена ждет. Не спала две ночи, кстати. Так что, Васёк, с тебя кроме извинений и подарок ей дельный ненароком подбрось завтра же. Вроде случайно наткнулся. Понравилась вещь.
– Само-собой! – улыбнулся дядя Вася. – Дурак я, что не сообразил доехать до трассы, да передать, что живой, помогаю шофёру ремонтироваться.
Они оба втиснулись в ГАЗ-51, пару минут настраивались. Потом Володя крутанул стартёр, завелся и тронулся. Они аккуратно доехали до трассы, вернулись на хорошем ходу и лихо затормозили.
– Как в сказке! – закричал Володя. – Ну, Васёк! У тебя руки не золотые даже. Просто бриллиантовые. Тут целому ремонтному цеху на пять дней работёнки было, а Вася за парочку дней почти из ничего мне конфетку сделал. Он пожал руку дяде моему. Потом они дружески обнялись. Похлопали друг друга по спинам и разошлись. Володя помахал нам из кабины и вскоре скрылся в пыли и вдали.
– Давно знаетесь? – спросил Шурик. – Учились вместе на курсах что ли?
– Да не видал я его никогда раньше, – дядя Вася полез в кабину. – Хотя живем за восемьдесят километров всего друг от друга. И ездим по одним дорогам. Ну, что, поехали принимать положенное?
И поехали. Мы с Шуриком счастливые от того, что нашли дядю моего живого. А дядя Вася радовался тому, что он, во-первых, действительно хитро придумал как наладить Володин дрыбодан. А во-вторых, тому, что будет кому за него заступиться.
В таком настроении и подрулили мы почти в обеденный час к панькиному дому, гдё ожидала или дядю моего, или дурную весть о нём, вся наша семья. Как потом оказалось, и отец мой приехал, и брат Володя, да дядя Гриша Гулько с дядей Костей, братом Панькиным.
На пороге неверующий крепкий мужик Короленко Василий перекрестился три раза, пошептал что-то и толкнул дверь в сенцы огромной своей мозолистой ладонью. Приехал жить дальше как жизнь повернётся.
Мы с Шуриком шли сзади и картину возвращения вынужденно блудного сына, мужа, зятя и отца видели в панорамном изображении. Вокруг стола сидели печальные Панька, бабушка Фрося, братья жены Борис и Владимир, дядя Гриша Гулько в меру пьяный, дядя Костя, Панькин брат, и лично жена Валентина с очень изменившейся от горя внешностью. Лицо её от слёз опухло так, будто хороший рой пчёл отдыхал на лице её довольно долго.
Валентина вскочила как пружиной подброшенная и зависла на шее дяди моего, увлажняя слезами его грязную одежду и разрывая громким радостным и горестным одновременно причитанием барабанные перепонки присутствующих.
– Ну, будя тебе… – виновато говорил постоянно дядя мой и гладил жену по макушке. – Шурка, скажи ты им всем, что было-то. Иначе не поверят. Вы что все, схоронили меня уже, небось? Чего сидите как возле гроба открытого?
После этих необдуманных его ассоциаций Валентина взревела сиреной, похожей на проникающий сквозь плоть вой «Скорой помощи» на вызове.
Она повалилась на колени, обняла мужа за ноги и обездвижила его полностью. Он мог только продолжать гладить её по растрёпанному волосу и произносить единственную фразу, какую был в состоянии выговорить.
– Ну, будя тебе ужо!
Тут на арену выступил Шурик. Он прислонился к плечу застывшего в позе каторжника с цепями на ногах Василия Короленко, откашлялся, поднял палец вверх и добился полной тишины. Даже Валентина как-то уловила обстановку и стихла. А как раз в тот момент в коричневых, облагороженных еловыми шишками ходиках на стене пробудилась кукушка, высунулась и в такт маятнику шесть раз сказала «ку-ку», после чего упаковалось обратно и ставни за ней громко захлопнулись.
После первых же трёх-четырёх фраз Шурика я перестал его узнавать и этим был потрясен. Раньше я слышал только о древнем Цицероне из такой же древней Греции. Он красноречием своим беспредельным мог уболтать кого угодно хоть на что. Так убедительно и красиво держал он речь свою. Жил бы он сейчас, то Шурик спокойно мог бы вызвать Цицерона на социалистическое соревнование и получил бы вымпел победителя! Рядом с Шуриком Цицерон этот смотрелся бы косноязычным
