Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение "Джонатана".
Ирландца сменил другой часовой, но Дик не покинул своего наблюдательного поста и до самой зари напряженно всматривался в темноту, прислушиваясь к ночным шорохам. Однако ночь прошла спокойно.
Как только взошло солнце, Дик сразу побежал к Кау-джеру. Боясь, что ему попадет за добровольное ночное бдение, он начал речь издалека:
— Губернатор, мне нужно кое-что вам сказать… — Затем, сделав нарочитую паузу, осведомился: — А вы не будете бранить меня?
— Смотря за что, — улыбаясь, ответил Кау-джер. — Зачем же бранить, если ты не сделал ничего дурного?
На вопрос Дик ответил встречным вопросом. О, он был тонким дипломатом, этот господин Дик!
— Провести всю ночь на южном валу — это дурно?
— В зависимости от того, что ты там делал, — сказал Кау-джер.
— Смотрел на патагонцев.
— Всю ночь?
— Да.
— Зачем?
— Я наблюдал за врагом.
— Это занятие не для тебя. Для этого есть часовые.
— Но я увидел среди них одного человека, которого хорошо знаю.
— Как? Среди патагонцев? — воскликнул изумленный Кау-джер.
— Да, губернатор.
— Кого же?
— Сердея.
Сердей!.. Кау-джер сразу вспомнил слова Атхлинаты. Неужели Сердей и есть тот белый человек, обещаниям которого так верил индеец?
— Ты не ошибся? — взволнованно спросил он.
— Нет, губернатор, — твердо ответил Дик, — в этом я не ошибся. Вот насчет остального… не знаю… Не уверен.
— Остального? А что же было еще?
— Когда стемнело, мне показалось, что кто-то подполз к валу…
— Сердей?
— Не знаю… Может, и он… Мне послышалось, что там шептались и чем-то позвякивали… вроде как бы долларами. Но я не уверен в этом.
— Кто охранял тот участок?
— Паттерсон.
Это имя всегда вызывало у Кау-джера подозрения, и он глубоко задумался… Есть ли какая-нибудь связь между починкой забора Паттерсоном и тем, что видел и слышал Дик, пусть даже ему почудилось… Уж не этим ли объяснялось бездействие осаждающих, которое начинало удивлять осажденных? Неужели патагонцы, не надеясь собственными силами взять город штурмом, попытаются осуществить под покровом ночи какой-то тайный план захвата Либерии? Черт возьми, сколько неразрешимых вопросов! Во всяком случае, невозможно принять какое-то решение, основываясь на тех слишком неточных и неопределенных сведениях, которые он получил от Дика. Следовало выжидать и, главное, понаблюдать за Паттерсоном, поскольку его поведение не внушало ни малейшего доверия.
— Я не буду бранить тебя, — сказал Кау-джер мальчику, ожидавшему приговора. — Ты поступил правильно. Но дай слово, что никому не скажешь обо всем, что сейчас сообщил мне.
Дик торжественно поднял руку:
— Клянусь, губернатор!
Кау-джер улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Теперь иди ложись спать, чтобы наверстать упущенное. Но помни — никому ни слова. Понял? Ни Хартлпулу, ни Родсу. Повторяю — никому!
— Я ведь поклялся, губернатор! — гордо ответил мальчик.
Желая как-то уточнить полученные сведения, Кау-джер отыскал Хартлпула и спросил его:
— Что нового?
— Ничего, сударь, — ответил Хартлпул.
— Как сторожевая служба? Вы должны лично проверять посты и следить, чтобы каждый часовой точно Выполнял свои обязанности.
— Так я и делаю, сударе — ответил Хартлпул, — все в порядке.
— Никто не возражает против утомительных ночных дежурств?
— Нет. Ведь все заинтересованы в безопасности.
— Даже Кеннеди не ропщет?
— Кеннеди? Да это один из лучших дозорных. Прекрасное зрение и наблюдательность. Если в другое время он немногого стоит, то в боевой обстановке матрос остается матросом.
— А Паттерсон?
— И о нем не скажу ничего дурного. Да, кстати, не удивляйтесь, если его не будет видно. Теперь он будет дежурить только в своей усадьбе, поскольку она граничит с рекой.
— А почему?
— Он сам просил меня об этом, и я разрешил.
— И правильно поступили, Хартлпул, — согласился Кау-джер. — Будьте и впредь так же бдительны. Но если индейцы не начнут штурм в ближайшие дни, мы сами через несколько дней атакуем их.
События принимали неожиданный оборот. Несомненно, у Паттерсона была какая-то определенная цель, поскольку он обратился к Хартлпулу с подобной просьбой. И, конечно, Хартлпул, не будучи в курсе дел, не нашел в ней ничего предосудительного. Но после сообщения Дика Кау-джеру все это показалось подозрительным. Возвращение Сердея, его тайные встречи с ирландцем, ремонт изгороди, предпринятый Паттерсоном, и, наконец, желание последнего оставаться на своем участке, удалив оттуда посторонних людей, — все эти факты, сочетаясь, могли превратиться в настоящие улики, хотя сейчас они еще ничего не доказывали и на основании их невозможно было обвинить ирландца в чем-то предосудительном… Оставалось одно: незаметно следить за ним и быть всегда начеку.
Тем временем Паттерсон спокойно продолжал свою работу. Вдоль границ его участка вырос высокий частокол, доходивший до самой воды. Теперь двор усадьбы был совершенно скрыт от постороннего взгляда.
Итак, в назначенный день ограда была восстановлена. Как честный коммерсант, ирландец выполнил обязательство в срок. Покупатель мог получить оплаченный товар.
Солнце село. Наступила ночь. Безлунная, темная ночь. Притаившись за изгородью, Паттерсон поджидал индейцев.
Но всего не предусмотришь. Если из-за высокого забора не было видно, что происходит во дворе у ирландца, то и сам хозяин усадьбы не мог рассмотреть, что делается снаружи. Сосредоточив все внимание на противоположном берегу реки, он даже не заметил, как большой отряд остельцев тихо окружил его участок.
Увидев, что ремонт изгороди закончен, Кау-джер сразу же насторожился. Он понял, что если ирландец задумал какое-то предательство, то оно должно осуществиться незамедлительно.
Около полуночи первые десять патагонцев, переплыв реку, вылезли на берег, принадлежавший Паттерсону. Им казалось, что никто этого не заметил. Вслед за ними, также вплавь, пробрались еще сорок человек, а затем и все остальные. Теперь, если бы их даже и обнаружили, на берегу находилось достаточное количество воинов, чтобы успешно провести наступление. Если первым и суждено погибнуть, все равно добыча не уйдет.
Один из индейцев протянул Паттерсону пригоршню золотых монет, показавшуюся тому слишком легкой.
— Здесь что-то мало, — на всякий случай заявил он.
Патагонец, по-видимому, не понял.
Паттерсон попытался объясниться жестами и для большей убедительности стал пересчитывать деньги, внимательно разглядывая их и перекладывая из одной руки в другую.
