Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах
Следопыты многое узнали из жизни Елены Бухарцевой в пору фашистской оккупации. И только одна строка в страницах ее биографии той поры оставалась для них тайной: кто и за что убил Елену — Генриетту? Раскрыть эту тайну ребятам не удалось.
И вот письмо в Москву, к Рубину.
«Вы не представляете, Захар Романович, как мы были счастливы, когда узнали, кому предназначено письмо, которое мы не могли читать без слез. Нам сообщили не только вашу фамилию, но и адрес... Посылаем письмо и фотокарточку вашего двухлетнего сына Германа. Хочется верить, что вы нашли его. Будем очень рады, если вместе с Германом приедете к нам в школу имени Елены Бухарцевой».
Увы, трогательное приглашение запоздало...
...Луи прочел письмо школьников, письмо его матери к отцу и долго рассматривал себя двух лет от роду на пожелтевшем любительском снимке...
Теперь уже можно с некоторыми подробностями поведать о горестной судьбе Елены Бухарцевой, о зигзагах жизни сына войны — Германа.
Кое-что позже установит Бутов, после того, как Сергей Крымов на следующее утро по телефону скажет ему: «Вы меня как-то спрашивали — есть ли сын у Захара Романовича? Отвечаю — есть». А через час, сидя рядом с Бутовым, будет сбивчиво, но в деталях рассказывать, что узнал за последние дни. Бутов незамедлительно доложит Клементьеву и столь же незамедлительно начнется проверка, уточнение, поиск дополнительных сведений. И забегая вперед, мы спешим рассказать, как все было...
ЗАХАР, ОТЗОВИСЬ!
Елена тяжело переживала неожиданный для нее отъезд Захара Рубина из Москвы. Как это понять? Бегство? Отказ от всего, о чем договаривались? Ведь собирались идти в загс. Но почему? Разлюбил? Поманила другая? Мысли разбегались, путались, мельтешили; терялись где-то в закоулках памяти. Ее цельной и чистой натуре чуждо было двуличие, а потому не пришла в голову истинная причина: Захар Рубин попросту не хотел связывать свою жизнь с ней. Рубин бежал от Елены, а она, ничего не ведая, продолжала верить ему. «Нет-нет, тут недоразумение. Он любит меня». И тут же корила себя: «Почему утаила от Захара, что у них должен быть ребенок?» Сейчас она знает почему: Елена сомневалась — оставить ли? Жизнь только начинается...
В те дни Елена никого не хотела видеть. Она металась по комнатам большой московской квартиры, пытаясь отвлечься, заняться чем-либо. Не получалось. Ее не обескуражило решение институтских руководителей — «Бухарцевой в аспирантуре отказать». В общем-то она не создана для науки. Это честолюбивый Захар уговорил ее идти в аспирантуру. Ей больше по душе будничная работа хирурга. Сейчас она не думала о том, куда пошлют на работу, Она везде будет верна клятве Гиппократа. Больше всего мучило, что не было вестей от любимого. «Захар, отзовись, где ты?»
Она трижды в день заглядывала в почтовый ящик. Днем все валилось из рук, а ночью одолевала бессонница. Только к утру сваливал подобный беспамятству сон.
Шли дни, одиночество стало невыносимым. Но Захара рядом не было, а друзей не хотелось видеть — претили их сочувственные аханья, взгляды, вздохи. Кругом пустота. Есть старенькая мама, есть брат, но они далеко. Да и не поймут. Разные люди. Мама всегда осуждала: «Взбалмошная ты какая-то!» Нет, к ним не поедет. Она поедет к нему...
Позже Елена будет анализировать — откуда, из каких душевных глубин выскочила унизительная идея помчаться вслед за Захаром. И решила — это был всплеск комплекса эмоций — любви и ненависти, веры и недоверия. Эмоции нарастали по спирали, и где-то на самом верхнем витке все же была любовь, вера, надежда. Она должна была увидеть его, объясниться. Понимала, что это не очень логично. Но Елена никогда не переоценивала силу логики.
Бухарцева вспомнила, что в те края, куда Захар отправился на практику, была направлена на работу ее близкая подруга Валя Михайлова, окончившая институт годом раньше. Ответ на телеграмму пришел быстро:
«Приезжай, обеспечу отдельной комнатой, ждем, целуем. Валя. Кирилл»
Подруга с мужем, секретарем райкома партии, встретили более чем радушно. Елена все рассказала о себе, о Рубине, о будущем ребенке...
— Завтра же поеду к Захару. Тут какое-то недоразумение. Он меня любит.
Приезд Елены отметили как должно, после ужина подруги пошли прогуляться по берегу. Светлый вечер, благодатная тишина, покой навевали приятные воспоминания о славной студенческой поре. Память воскрешала веселые дни летних каникул, грибную лихорадку — подружки могли без устали искать в хвойнике крепконогие боровики или в густом березняке стройные подберезовики. И сейчас превратности жизни с замысловатыми коленцами начали рисоваться Елене уже в более розовом свете. А Валя, подстраиваясь к Елене, знатоку немецкого, успокаивала ее: «Все будет «Аллес гут». Ты не хмурься, Леночка! Мы еще увидим небо в алмазах».
Увы, судьбе было угодно, чтобы они в ту светлую ночь увидели нежное июньское небо расчерченным огненными трассами, низвергающим на твердь земную смертоносный металл — городок стоял почти у самой границы.
Началась война. И для Елены все прожитое и пережитое отодвинулось далеко-далеко, по ту сторону бытия.
В доме она осталась одна — Кирилл и Валя ушли в подполье. Последним ушел Кирилл. Прощаясь, предупредил: «Немцы могут занять город уже сегодня к вечеру. Если и удастся задержать, то только до завтрашнего утра. О вашем приезде никто не знает. Вы не должны показываться на улице в течение нескольких дней. А потом... Вам скажут... Придет человек и спросит: «Как здоровье Германа?» Вы ответите: «Спасибо, здоров». Это будет наш человек, с ним можно говорить обо всем. Он и скажет, что делать». Кирилл обнял Елену, поцеловал и задержался у порога.
— Простите, я так разговаривал, будто имею право командовать вами, и не спросил — как вы? Сможете? Готовы?
Она перебила:
— Готова. Командуйте.
Он еще раз обнял ее и ушел в сторону озера.
Немецкие танки загромыхали под окнами на рассвете следующего дня. Строго выполняя наказ, Елена даже не выглянула в окно. Все двери были заперты, окна зашторены, и со стороны дом выглядел покинутым. Но Елена понимала, что маскировка не спасет и не сегодня завтра в дом секретаря райкома нагрянут фашисты.
В тревожном ожидании часы казались неделями. К счастью, гитлеровцы стремительно Проскочили через городок, оставив небольшую комендатуру — офицера и нескольких солдат, не сразу принявшихся устанавливать новый порядок.
Шел четвертый день войны, когда под вечер кто-то осторожно постучал в окно. Прижавшись к стене, Елена сквозь щель в шторе старалась разглядеть человека на улице. Через несколько секунд он тихо спросил:
