Василий Ардаматский - "Сатурн" почти не виден
— Я знаю, дорогой Фогель, что вы человек настроения, — Рудин сочувственно улыбнулся ему. — Пройдет, пройдет и это. А вот по поводу гибели близких примите мое искреннее сочувствие. Это горе настоящее.
— Нет, Крамер! — Фогель по-бычьи упрямо покрутил головой и заговорил, быстро распаляясь: — Родители жены… Да черт бы их побрал, кто они мне? Плутократы, которые по гостиным и курительным рассказывали анекдоты про фюрера, наживались на его заказах для армии. А ведь на меня они смотрели как на печальное недоразумение, которое приходится терпеть, поскольку их дочурка отдалась мне, находясь в уме и полном здравии. Задавило их, не задавило — мне от этого ни жарко ни холодно. На их капиталы я плевал. Я ведь, Крамер, солдат партии фюрера по убеждению, а не по калькуляции. Только жену вот жалко: ей-то они родители…
— Почему вы не возьмете отпуск? — спросил Рудин. — Съездили бы к жене, побывали возле нее, она же в большом горе.
— Опять вы про большое горе! Где большое горе, Крамер? Где? — он несколько раз обвел взглядом комнату, как будто искал это горе, и воскликнул: — Оно здесь! Неужели вы этого не понимаете?
— Всякая война не праздник, а такая — тем более, — как нельзя более серьезно ответил Рудин. — И к этому нужно было заранее подготовиться. Иначе может опасно перекоситься взгляд на все события, а частные неудачи на фронте кое-кому покажутся катастрофой.
— Я о катастрофе ничего не говорил, — поспешно сказал Фогель, удивленно и растерянно смотря на Рудина. — Но ведь факт же, что волю фюрера искажают негодяи. Вспомните Сталинград. Фюрер хотел дать там решающее сражение коммунистам, а генералы пеклись только о том, чтобы попристойнее бежать оттуда. Все же об этом рассказывают, даже сверхосторожный Зомбах. А Западный фронт? Почему англосаксонские бандиты безнаказанно губят наши города? Где прославленная авиация Геринга? Говорят, она распылена по всем фронтам, опять-таки вопреки воле фюрера. Вот же, Крамер, в чем дело и отчего я теряю власть над собой. Почему фюрер не поручит Гиммлеру разогнать и истребить саботажников, засевших в главном штабе? Вместо этого гестапо лезет в наш абвер, как будто именно здесь скрылись враги фюрера, не желающие следовать его воле. Вы должны быть счастливы, Крамер, в своем неведении. Но ведь упорно держится слух, что некоторые генералы в заговоре против фюрера. И когда люди, ему преданные, видят все это и бессильны что-нибудь сделать, им нетрудно потерять голову. Какие тут, к черту, частные неудачи? Вы бы почитали, что пишет мне жена! Там же, в Германии, полная паника. Может, из-за этого я не хочу и ехать туда. Я не перенесу встречи с нашим тупоголовым немецким обывателем. Когда фюрер в Париже, обыватель орет «Хайль!», а когда фюрер ведет тяжелую историческую битву с русскими, где победа дается кровью, он орет «Караул!». Мне нельзя встречаться с этой публикой — перестреляю. Ведь там ничего не понимают, Крамер. Я безжалостно написал жене, что нельзя удивляться гибели ее брата, потому что он, вместо того чтобы идти на фронт, прятался за папину спину. А жена пишет в ответ, что, наверно, я тут сошел с ума. Кто, я вас спрашиваю, Крамер, сошел с ума — я или они? Будь проклята вся эта "порода! А ведь фюрер предвидел и это. В «Майн кампф» он писал, что постоянной задачей партии является истребление в немецком народе вонючего духа бюргерского мещанства. Они же подняли сейчас голову, приняв облик генералов-заговорщиков или спрятавшихся от войны спекулянтов. Нет, нет, Крамер, долго я этого не выдержу. Я подам рапорт, чтобы меня послали на фронт. Все преданные фюреру солдаты партии должны быть там, где перед глазами враг, а не эта муть с вашими люмпенами, которые дороже своей шкуры ничего не знают. Мы, видите ли, должны их спасать в предвидении передвижения фронта. Ваши боевые кадры, Крамер! Можете, конечно, быть довольны своей деятельностью и смотреть на меня как на неврастеника, можете! Но меня вы этим не успокоите и уважения моего к вам от этого не прибавится. Наоборот, Крамер… Мне не по душе слепые. И те, кто таким родился, и те, кто слеп по умыслу. Понимаете вы меня? А теперь уходите, я боюсь, что наговорю вам лишнего…
Рудин обиженно промолчал, встал и, не прощаясь, ушел.
Что могло быть приятнее того, что он сейчас услышал? Крысы запищали! Пока все эти фогели еще не понимают главного. Беда их не в том, что в штабах засели генералы-заговорщики, а в тылу — обыватели. Беда их в том, что Советская держава оказалась не по зубам их фюреру и его бандам. Советский народ, Советская Армия, партия коммунистов — вот кто вершит теперь историю и приговор над Германией. И великое счастье знать, что ты тоже причастен к этой священной борьбе.
В вестибюле «Сатурна» у доски объявлений стоял Щукин. Рудин посмотрел на него почти с ненавистью: тоже деятель, хочет и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Когда Рудин подошел к нему, Щукин тихо произнес:
— Надо поговорить.
Рудин прошел мимо него и стал подниматься по лестнице.
Щукин пошел за ним. До сих пор они неукоснительно выполняли строгое условие: о своих делах в помещении «Сатурна» не разговаривать. Но выходить сейчас вместе мимо сидящего в вестибюле дежурного офицера было рискованно. В последнее время, особенно после взрывов, и в городе, и в «Сатурне» подозрительность к русским сотрудникам усилилась. Но наступил такой момент, когда разговор со Щукиным Рудин откладывать больше не мог.
Они зашли в служебную комнату Рудина, Вынув из сейфа сводки об отборе пленных, Рудин пригласил Щукина сесть рядом с ним к столу и сказал шепотом:
— Вы пришли ко мне узнать, нет ли среди отобранных мной кандидатов таких, какие требуются вашей группе, и в связи с этим мы просматриваем списки.
— Хорошо. Не дальше как сегодня утром Мюллер орал, что мы мало получаем нужных нам людей.
— Что у вас? — перебил его Рудин.
Щукин рассказал о документах невоенного образца, которые он теперь готовит для агентов. Рассказал о допросе Олейниковой и о поразившей его фразе Мюллера, что Олейниковой нужно будет ждать посланца Мюллера вплоть до послевоенного времени. И, наконец, о том, что последнее время обрабатываемый им контингент, как правило, состоит из предателей и активных пособников гитлеровцев. А сегодня утром Мюллер договорился с начальником гестапо Клейнером, чтобы тот отобрал для него наиболее активных полицаев и секретных осведомителей.
— Да, это надо тщательно обдумать, — сказал Рудин после рассказа Щукина. Но на самом деле ему уже было совершенно ясно, что группа «Два икс» занята забросом агентов впрок, на будущее. Неясно было только, на что они рассчитывают, делая это. Может быть, они готовятся к миру или хотя бы к перемирию и хотят заранее обеспечить себе позиции в нашем тылу? И понятно, что для этого им нужны люди более надежные, такие, которые совершили перед своей страной достаточно тяжкие преступления, чтобы в паспорте на новое имя видеть единственное для себя спасение от возмездия.
