Маленький Левиафан - Людмила Георгиевна Головина
— Нет, что вы! Мне будет очень интересно ещё чему-то научиться, а не только вязанию. Вы так вкусно готовите, я тоже так хочу!
— Ну что же. Дело полезное. Только не всё сразу получается. Начни с простого. Научись для начала овощи чистить. Только смотри, не порежься.
Лукреция посадила свою добровольную помощницу на маленькую скамеечку, поставила перед ней корзину картофеля и показала, как его нужно чистить.
С первой картофелиной Аврора возилась минут десять и очень удивилась, когда в её руке в результате оказался очищенный клубень не больше грецкого ореха. И это из увесистой крупной картошки! Лукреция, увидев итог, хмыкнула, но ругать не стала. Сказала, что для первого раза вполне прилично. И что правду гласит пословица, что дорогу осилит идущий.
И верно, с каждым разом очищенная картошина становилась всё крупнее, а срезанная кожура — всё тоньше.
— Смотри-ка! — удивилась Лукреция. — Да ты скоро дочек моих догонишь. Молодчина!
Так началось освоение Авророй разных домашних дел. Она училась готовить, убирать, стирать. Лукреция, правда, шутливо ворчала, что если так пойдет дальше, то она станет совсем не нужна, и её уволят. Но Аврора чувствовала, что между ними возникает единство и понимание. Лукреция охотно советовалась с девочкой о том, что приготовить, рассказывала о семье и о селе, в котором они жили. Только вот о доме молчала. А если Аврора начинала любопытствовать, только махала рукой и говорила, нечего, мол, об этом говорить, бесовское обиталище, и только!
— Папашу твоего жалко. Бьётся, бьётся, горемыка, а всё без толку. Аж с лица спал. Говорю я, уезжать вам надо скорее из этого гиблого места, ноги уносить.
— Но тогда у нас не будет денег, чтобы вылечить маму! И тогда она, она… — голос у Авроры задрожал и она замолчала.
Лукреция тяжело вздохнула, вытерла руки, подсела к Авроре и погладила её по голове:
— Ну, ну, не плачь. Думаешь, я не понимаю? Думаешь, мне твою матушку не жаль? А что поделаешь? Денег вы здесь всё равно не получите, хоть из кожи вылезете, а дом этот проклятый всё равно никому не поддастся. Заколдован он, понимаешь? А как расколдовать, никому не ведомо…
Итак, третий пункт никаких плодов не дал. Хотя польза всё же была, правда не та, на которую рассчитывала Аврора. Она постепенно научилась готовить и убирать в доме, время стало пролетать в трудах и хлопотах, а не в тягучей скуке и грустных мыслях. Да и с Лукрецией отношения стали дружескими, почти родственными. Авроре в душе было немного стыдно, что она затеяла сближение со служанкой преследуя свои тайные цели. И, хоть этих целей девочка не достигла, зато поняла, как много значат хорошие отношения с окружающими людьми. Ещё Аврора постоянно упрекала себя за то, что стала часто врать и лукавить с папой, да и с Лукрецией. Её учили всегда говорить только правду, и вот сейчас, когда ей невольно приходилось многое скрывать, она чувствовала себя неловко. Наконец, девочка решила для себя: когда всё закончится, она чистосердечно во всём признается. И неважно, поверят ей, или нет, главное, её совесть будет чиста.
За добровольно взятыми на себя заботами дни пролетали быстро и скучать было некогда. Тоска наваливалась на Аврору только перед сном, когда она оставалась совсем одна и с ужасом понимала, что миновала уже половина лета, но они с отцом ни на шаг не приблизились к спасению мамы…
Первый пункт тоже ничего нового не принёс. Вечером после ужина Аврора отправлялась вслед за отцом в его комнату. Он не звал её, но и не гнал. Просто сразу же погружался в какие-то бумаги. То ли вправду был занят, то ли боялся расспросов дочери. И всё-таки она иногда задавала вопросы.
— Папа, а этот дом давно построили?
— Какой? Этот? — и папа ткнул пальцем в стену.
— Нет. Тот, который ты реставрируешь.
— Тот? Давненько. Впрочем, точная дата неизвестна. Документов не сохранилось. Да и не важно это. Не отвлекай меня, пожалуйста, мы же договаривались, что ты не будешь мешать.
Аврора замолчала, но через пару дней решила возобновить разговор.
— Папа, а кто этот дом строил? Ну, для кого его строили? Кто хозяином был?
Папа поднял на Аврору удивлённые глаза:
— Тебе что, Лукреция что-то наболтала? — спросил он недовольным тоном. — Почему ты этим интересуешься?
— Вовсе нет. Никто ничего не говорил. Просто интересно. А почему про это нельзя спрашивать?
— Можно, конечно, ничего тайного в этом нет. У каждого дома были и есть хозяева. Это естественно. Просто никаких сведений не сохранилось, дело-то давно было, — пояснил он, постепенно успокаиваясь.
Ещё через несколько дней Аврора спросила:
— А можно мне этот дом внутри посмотреть? Мне интересно, какой он? А то осенью и девочкам рассказать будет нечего.
— Это совершенно невозможно, — занервничал отец. В доме небезопасно! Состояние строения хуже, чем я предполагал. Не хватало того, чтобы на тебя свалилась штукатурка с потолка. Или вообще стена обрушилась! Нет, Аврора, мне и так хватает проблем и неприятностей!
— Ну, расскажи хотя бы! Ты на башню поднимался? Далеко видно оттуда? Село Лукреции видно?
— Нет, не поднимался. На эту башенку вообще нет лестницы ни внутри, ни снаружи. Она чисто декоративная.
— А подвал там глубокий?
— Самый обыкновенный. И, уверяю тебя, совершенно пустой и неинтересный. И привидения в нём не обитают, если ты об этом.
— А чердак есть? — не унималась Аврора.
— Есть, конечно, как же дому без чердака. Но и там приведения не замечены. И, поверь, между сказками и реальностью существует большая разница. Легко валить все неудачи на призраки и приведения. Легко, но неправильно. Все неприятности происходят от объективных причин, надо только найти эти причины и устранить их. Чем я, собственно, и занимаюсь. Но для этого я должен сосредоточиться. Поэтому, прошу, посиди тихонько, не отвлекай меня.
Аврора вздохнула. Что сказал бы папа, узнав о маленьком Левиафане? Не поверил бы, факт. Да и не имеет права Аврора рассказывать об этом никому. Она ведь обещала.
Хуже всего было с пунктом вторым. Примерно пару раз в неделю Аврора сбегала через окно в сад, продиралась через колючие заросли, вызывала из глубоких и тёмных вод Доминика-Левиафана и кормила его, поскольку тот, едва всплыв на поверхность, сразу начинал жаловаться, что голоден и очень хочет есть. Потом он рассказывал, что вспомнил за неделю. Увы! Все его воспоминания касались жизни в селе, игр со сверстниками, разных семейных историй. Но ничего, совсем ничего, что имело бы отношение к большому дому или колдунье Грандиле.
