Виталий Мельников - Искатель. 1985. Выпуск №4
— Если бы на базе произошел взрыв? — уточнил Симмонс и, положив руку на плечо верного Стива, вздохнул: — Не знаю…
Симмонс не был господом богом, а потому и в самом деле не знал этого.
Приехав в Лондон на первый уик-энд, Роберт сразу же из автомата позвонил Гарри.
— Ну как ты там, прижился? — раздалось в трубке с озабоченностью и участием.
— Вроде бы да, — ободрясь, успокоил он Гарри.
Роберту было приятно, что Гарри наконец-то признал его своим.
— Тот тип не появился?
— Нет.
— Куда-то запропал, мерзавец. Но ты будь начеку, он обязательно появится.
Наступила короткая пауза. Потом Роберт услышал:
— Знаешь, дружище, приезжай-ка в ночной бар «Дискавери» на Вест-Энде. И Пат прихвати с собою.
Об этом баре Роберт слышал, но бывать там ему не приходилось. Публика в нем собиралась разношерстная, потому что хозяин рекламировал свой бар как «Клуб клубов», позволяя посетителям заведения во всеуслышание высказывать любую точку зрения, как в Гайд-парке.
«Клуб клубов» никогда не пустовал. Правда, иногда вследствие буйных дебатов в клубе возникали драки и потасовки, но это было сущими пустяками. Поломанная мебель, выбитые окна, разлетевшиеся вдребезги зеркала и посуда — все это окупалось с лихвой.
Когда Роберт и Пат приехали в «Клуб клубов», зал был полон молодежи. Гудел густой говор, а табачный дым, клубившийся над столами, был еще более густым.
Только они сели за столик, погас свет. Открылась сцена с декорацией, изображающей зеленый луг. по-весеннему яркий, солнечный, в желтых пятнах одуванчиков. Нарядно одетые парни и девушки вели хоровод. Гремели электрогитары, почти по-человечески взахлеб хохотал саксофон. Азартно колотил в барабан пышущий здоровьем толстячок ударник.
Но вот по стенам зала, по потолку заметались, скрещиваясь и переплетаясь, словно отблески приближающегося пожара, багрово-красные всполохи. Музыка постепенно стала иной: тревожной, зловещей, с вплетающимся в нее погребальным перезвоном колоколов. Но люди, веселящиеся на весеннем лугу, казалось, не слышали ее. Под потолком у входа в зал появилась крылатая ракета. Медленно плыла она над головами людей к сцене. На стенах, чернея глазницами и провалами ртов, обозначились черепа и кости.
Ракета неотвратимо приближалась к цели. Вот ее черная тень коснулась луга. Она под ногами парней и девушек, а те в своем упоенном веселье не замечают ее, топчут ногами.
Роберт замер. Пат затаила дыхание.
Ослепительная вспышка ядерного взрыва и жуткий грохот. Показалось, разверзлась земля.
Пат вскрикнула, но крик этот услышал один только Роберт.
Свет прожекторов постепенно стал гаснуть, и вот на сцене уже не люди, а тени людей, сгоревших заживо.
Внезапно под потолком вспыхнула мощная ультрафиолетовая лампа, высветив невидимые до того крахмальные полоски на костюмах участников шоу. Полоски были нанесены в форме костей скелета. В полумраке скелеты спустились со сцены и разошлись к своим столикам.
И тут кошмар исчез.
Снова зеленеет залитый солнцем луг, снова желтеют одуванчики.
На сцену легко взбежал рослый парень с резко очерченным, нервным лицом. Дружески улыбнулся, поправил рукой свесившиеся на лоб волосы.
— Гарри! — наклонившись к Пат, прошептал Роберт.
Гарри поднял руку кверху, прося тишины и внимания. На нем были белые брюки и голубая рубашка.
— Мир спасут герои, — начал он.
Гарри прошелся по сцене, как бы собираясь с мыслями.
— А какой он, герой? — спросите вы, — продолжал он, приблизившись, как к краю пропасти, к самому краю сцены. — Поглядите вокруг. И увидите его. Обыкновенный человек — со слабостями, странностями и недостатками. Необыкновенна лишь его страсть: любой ценой спасти мир на земле!..
Роберту показалось, что Гарри говорит во всеуслышание, а обращается только к нему, да, только к нему одному…
— С того дня, когда герой в глубине души поклялся спасти человечество, он знает, что обрек себя на смерть. Он постоянно видит ее на своем пути, но бесстрашно идет вперед и сумеет умереть не дрогнув, — бросал со сцены Гарри жестокие, но прекрасные слова.
Роберт чувствовал, что Гарри, тот самый Гарри, который скоро сядет за их столик, именно его, Роберта, призывает стать героем.
Роберт покосился на Пат. Пат усмехалась.
«Мальчишество», — угадал Роберт значение этой знакомой ему усмешки.
А Гарри между тем говорил:
— Величие задачи, уверенность в победе дают одухотворенному идеей человеку энтузиазм, неиссякаемую энергию, день от дня крепят его волю. А бесстрашной своей смертью он утвердит свою правоту и бессмертие!
Зал взорвался восторженными аплодисментами. Не аплодировала одна только Пат. Во всяком случае, так показалось Роберту.
«Пат была права. Мы любим друг друга, но дороги у нас разные», — с горечью подумал он. С горечью и с болью в сердце,
Харст и Симмонс сидели на веранде летнего ресторана в парке Этленд. Большой пруд почти вплотную подступал к столикам, шеренгой протянувшимся вдоль легкой ограды, и порой казалось, что от набегавшей волны слегка покачиваются кресла.
Ресторан, так же как пруд и большая часть парка, принадлежал аристократическому клубу «Мейфейр», членом которого Харст стал с момента своего рождения. Он любил бывать здесь, но вовсе не потому, что членство в клубе напоминало о былом величии его рода, и даже не из-за возможности накоротке решить какой-либо вопрос с людьми, двери служебных кабинетов которых даже от него, Харста, бдительно охранялись обворожительными церберами-секретаршами и щеголеватыми аргусами-помощниками.
Клубный ресторан заслуженно славился превосходной кухней, гостеприимством и — что представлялось для Харста не менее важным — тишиной. Надпись над ажурной дверью перед входом в ресторан ненавязчиво напоминала: «Соблюдая тишину, вы делаете это прежде всего для себя».
Вылощенный высокий официант в белом сюртуке и перчатках, с плечами, угодливо поданными вперед, поставил перед Симмонсом «черепаху по-балтиморски». Харст предпочел бифштекс.
Симмонс, позвякивая о столик бокалом, рассказывал Харсту о Селине Кронин:
— Вот уже три года терпит она мытарства с полицией и властями, вдумайся в это. Три года бивачной жизни, полной лишений и тревог. А ты представляешь, сколько — таких, как она? У каждой, считай, базы, воздушной и морской. Их только в Англии сотня наберется! А если взять всю Европу? Я снимал в ФРГ марш мира с вертолета. Холод, дождь. Но люди идут и идут, колонна растянулась на семьдесят миль по дороге…
— Ты хочешь меня обратить в свою веру, Джонни? — лениво потянулся Харст, доставая зубочистку.
