Карл Май - По дикому Курдистану
– Зачем давать знать об этом каймакаму?
– Так нужно, ведь приказ направлен ему.
– Но это совершенно излишне, он же уже обещал исполнить то, что ему здесь повелят.
– Он это сделает уж совсем точно, если узнает, что такова и воля мутасаррыфа.
– Я должен тебе признаться: этот письменный приказ будит во мне подозрение.
– Почему?
– Потому что он излишен. И как странно звучат последние слова, что каймакам должен прочитать приказ… со всей точностью.
– Это должно только убедить нас в добрых намерениях мутасаррыфа и побудить каймакама к совершенному послушанию.
– Но это же само собой разумеется, и именно потому мне кажется, что приказ более чем излишен.
– Это письмо не принадлежит мне, губернатор доверился моей честности, и каймакам получит письмо.
Получилось так, как будто само провидение благоволило этому намерению бея, ибо тут же в палатку вошел езид и доложил ему.
– Господин, снизу, от долины, к нам скачет всадник.
Мы вышли и спустя короткое время узнали в приближавшемся человеке каймакама, который проскакал к нам без всякого сопровождения.
– Приветствую тебя! – сказал, спешившись, каймакам, сначала обратясь к бею, затем ко мне.
– Добро пожаловать! – отвечал Али. – Что привело тебя ко мне?
– Нужда моих воинов, у которых нет и куска хлеба. Это было произнесено без долгого вступления и обрамляющих слов. Али улыбнулся.
– Я ожидал этого. Но ты же помнишь, что я обещал дать хлеб только в обмен за оружие.
– Да, ты говорил так, но, быть может, ты все-таки возьмешь деньги?
– Бей езидов не отступается от однажды сказанного. Тебе нужна пища, а мне нужны оружие и боеприпасы. Мы обменяемся и так принесем себе обоюдную пользу.
– Ты забываешь, что мне самому нужны оружие и боеприпасы.
– А ты забываешь, что и мне необходим хлеб. У меня здесь собраны многие тысячи езидов, и все они хотят есть и пить. А для чего тебе нужно оружие? Разве мы не друзья?
– Только до окончания перемирия.
– Да нет, может быть, и на более долгий срок. Эмир, я прошу тебя прочитать ему письмо губернатора!
– От него пришло письмо? – быстро спросил офицер.
– Да, я посылал гонца, он только что вернулся. Читай, эмир!
Я прочел письмо, которое еще держал в руках. Мне показалось, что я заметил некоторое разочарование на лице каймакама.
– Так, значит, между нами наступает мир?
– Да, – отвечал бей. – И ты будешь относиться к нам по-дружески. Как тебе особо повелевает мутасаррыф.
– Особо?
Он приложил к этому письмо, и я должен отдать его тебе.
– Письмо? Мне? – воскликнул офицер. – Где оно?
– Оно у эмира. Дай ему письмо!
Я уже хотел протянуть письмо, но суетливость каймакама заставила меня изменить решение.
– Позволь мне прочитать его!
Я прочитал, правда, только до последнего примечания, возбудившего во мне подозрения. Но он спросил:
– Это все? Дальше ничего не написано?
– Еще две строки. Слушай!
Я дочитал до конца и, читая, встал вполоборота к каймакаму, чтобы видеть его лицо. Только на одну секунду раскрылись его глаза больше, чем обычно, но уже по одному этому я с уверенностью мог определить, что это предложение содержало еще какой-то нам непонятный намек.
– Это письмо принадлежит мне. Покажи его, дай!
Произнося эти слова, он так быстро рванулся ко мне, что я едва успел отвести руку в сторону.
– К чему такая поспешность, каймакам? – спросил я его, поворачиваясь к нему. – Разве в этих строках присутствует что-то настолько важное, что заставило тебя потерять самообладание?
– Ничего, здесь совсем нет ничего важного, но все-таки это письмо мое!
– Мутасаррыф послал его бею, и от него зависит, отдать письмо тебе или только ознакомить с содержанием.
– Но разве я тебе не сказал, что письмо полагается получить мне?
– Так как тебе это письмо столь важно, несмотря на то, что содержание ты уже знаешь, то, я думаю, мутасаррыф разрешит мне еще раз хорошенько разглядеть бумагу?
Мои подозрения еще больше укрепились. Более того, они вырисовывались в некое предположение. Я посмотрел бумагу на просвет, при этом ничего странного не увидел. Затем прощупал ее, понюхал, но безуспешно. Потом повернул ее так, чтобы на нее упали лучи солнца. И вот тут-то я различил несколько только искушенным взглядом заметных мест, которые были почти того же цвета, что и бумага, но тем не менее походили на какие-то письменные знаки.
– Ты не получишь бумагу! – сказал я каймакаму.
– Почему?
– Здесь есть строки, сделанные тайнописью, я должен их обследовать.
У каймакама лицо пошло пятнами.
– Ты ошибаешься, эфенди.
– Я это четко вижу!
Чтобы его подразнить, я прибавил:
– Эту надпись я прочту наверняка, если подержу бумагу под водой.
– Держи, держи! – отвечал он с видимым удовлетворением в голосе.
– Ты выдал себя спокойствием, с которым ты произнес эти слова. Поэтому я не буду опускать бумагу в воду, а подержу ее над огнем.
Я попал в точку: это было заметно по неудавшейся попытке каймакама подавить страх, промелькнувший на его лице.
– Ты сожжешь письмо при этом! – предостерег он.
– Не беспокойся! Эфенди с Запада, наверное, умеет обращаться с такими вещами.
Бей был удивлен:
– Ты на самом деле полагаешь, что письмо содержит скрытое послание?
– Если ты зажжешь огонь, я смогу тебе это доказать.
При всем этом присутствовал Пали. По знаку бея он собрал сухие сучья и зажег пламя. Я присел рядом на корточки и со всей осторожностью поднес письмо к пламени. Тут же ко мне подскочил каймакам и попытался вырвать его у меня. Я, ожидавший этого, так же быстро уклонился в сторону, и он упал на пол. Али-бей тут же придавил его коленями к земле.
– Остановись, каймакам! – крикнул он. – Ты вероломно притворялся; сейчас ты пришел ко мне, не заручившись, как прежде, моей защитой, поэтому я беру тебя в плен.
Офицер сопротивлялся насколько мог, но нас ведь было трое против него, к тому же на помощь пришли и другие езиды, стоявшие неподалеку. Его разоружили, связали и отправили в палатку.
Теперь я мог закончить свой эксперимент. Пламя прогрело бумагу настолько, что она чуть не загорелась, и тут стали очень четко видны слова, стоящие на полях.
– Али-бей, ты видишь, я был прав!
– Эмир, ты волшебник!
– Нет, но я зато знаю, как сделать эти надписи снова видимыми.
– О эфенди, твоя мудрость очень велика!
– Но ведь мутасаррыф тоже понимает это волшебство. Есть вещества, из которых готовят чернила, которые на бумаге исчезают, и только еще одним средством можно их вынудить снова стать видимыми. Наука, знающая эти средства, называется химия. Ею у нас больше занимаются, чем у вас, и поэтому у нас есть лучшие средства, чем у вас. Мы знаем много видов тайнописи, которую очень сложно обнаружить. Ваши же настолько просты, что не требуется особенно много ума, чтобы невидимые слова сделать видимыми. Ну-ка, угадай, чем написаны эти строки?
