Олесь Донченко - Карафуто
Солдат ощущал полнейшее доверие и начал быстро рассказывать, помогая себе жестами. Володя понял, что солдата зовут Хагимура, что он бросился со штыком на офицера и ждал суда. Один из товарищей помог Хагимуре бежать, приготовив для него лодку.
Не успел беглец закончить, как глянул на море и побледнел. Издали к островку спешил белый катер. В скором времени стало слышно, как тарахтит его мотор. Хотя уже спустились сумерки, но можно было рассмотреть, что на катере полно людей.
Хагимура быстро наклонился и начал собирать камни. Он понял, что едут за ним, и решил живым не сдаваться. Другого оружия, кроме камней, у него не было.
Здесь Володя вдруг вспомнил о своей пещере. Лучшего укрытия нельзя было найти. Он коротко объяснил это Хагимуре и велел ему бежать следом. В скором времени юноша возвратился к отцу уже один.
— Они его не найдут, — сказал взволнованно, тяжело дыша. — Но он не хочет выпускать из рук камень. Если найдут, будет защищаться…
— Правильно, — ответил отец. — За нападение на офицера его все равно присудят к смертной казни. Лучшее уж умереть, сражаясь до последнего вздоха.
Тем временем, умело обходя прибрежные скалы, катер причалил к островку. На берег сошло с десяток вооруженных людей. Они, вероятно, были убеждены, что беглец спрятался именно здесь, на этом острове, так как сразу же, рассыпавшись цепью, пошли вперед.
— Нам ничего не угрожает, Володя, — сказал Иван Иванович. — Японцы узнают, кто мы, и, наверное, через несколько дней отправят нас во Владивосток. Итак, мы приобретем новых знакомых в лице самураев, а тебе, сынок, случается замечательная возможность проверить свои знания японского языка…
Володя не отвечал. Полицаи натолкнулись на труп Хотти. Они быстро убедились, что это не Хагимура. Офицер полиции в черном мундире отдал короткий приказ, и солдаты с винтовками и полицаи с револьверами в руках снова двинулись вперед. Они быстро осмотрели лодку Хагимури и здесь увидели Дорошука с Володей, которые вышли навстречу.
Взметнулись вверх винтовки. Солдаты окружили геолога с его сыном и, выполняя приказ офицера, быстро обыскали обоих. Нашли они только паспорт и еще зеленый мяч в кармане Ивана Ивановича…
Геолог старался объяснить, что он — советский ученый с погибшего парохода «Сибиряк».
Офицер понял.
— «Сибиряк», «Сибиряк», — повторил он и на ломанном русском языке начал спрашивать о босом человеке, который убежал из тюрьмы на лодке и теперь находится на этом островки.
— Вы должны были видеть этого преступника, — настаивал офицер.
Володя и Дорошук покачали головами, отрицая сказанное.
— Никакого преступника мы не видели, — сказал Володя.
Офицер с подозрением посмотрел на юношу и что-то пробормотал сквозь зубы. Володя понял, что это было что-то похожее на предложение:
— Я не очень вам верю и еще вообще неизвестно, что вы за люди…
Солдаты тщательно обыскали каждую скалу. Вдруг вдали прозвучал выстрел. И в скором времени Володя увидел Хагимуру в окружении полицаев. Руки у него были скручены на спине и связанные ремнем. Маленький и суматошный полицай подал офицеру белый платочек. Володя чуть не заплакал — это был тот самый платочек, который он повесил у входа в пещеру и забыл снять. Он и указал полицаям место, где прятался беглец.
Хагимура глянул печальными глазами на Володю, на Ивана Ивановича и произнес:
— Прощайте… Теперь я потерял свою голову…
ЗАВТРАК У САМУРАЯ
Геолог теперь знал наверняка, что он с сыном попал на Карафуто. Была уже ночь, когда катер причалил к пристани. Над морем дрожал белый тонкий серп молодой луны. От недалекой тайги повеяло крепким духом сосны.
Ивана Ивановича и Володю вели широкой улицей большого поселка. К сосновому аромату примешивался тяжелый запах нефти. Вероятно, где-то недалеко был нефтяной промысел. Иногда кричал маленький паровоз и шмыгал, казалось, совсем близко, вот за этими темными, из сосновых бревен, домиками.
Полицаи четко чеканили шаг, и Дорошук впервые ощутил себя пленным.
— Что же за задача у этих часовых? — обратился он к офицеру. — Неужели охранять нас от диких зверей и злых бандитов?
Офицер не понял иронии и ответил:
— Дикие звери далеко, а бандитов стреляем.
Ивана Ивановича с Володей привели в довольно опрятную комнату без признаков мебели. От стен разило сосновой живицей, пол был укрыт желтыми циновками. Полицай принес большую чашку черной китайской сои, воды в синем стеклянном кувшине и бросил в уголок охапку ароматных стружек.
— Ну, вот, сынок, — прищурил близорукие глаза Дорошук, — мы имеем замечательный вегетарианский ужин и мягкую постель. Ты не помнишь, к какому семейству принадлежит соя? — старался он пошутить.
— К бобовым, отец.
— Совершенно верно.
Иван Иванович улыбающимися глазами глянул на сына, который с большим аппетитом жевал «бобовые».
— Надо отдать сое должное, что ты уже и начал делать…
— Меня, отец, беспокоит это обращение…
— Ты хотел бы омаров или шпротов?
— Да нет, я говорю о другом.
— Понимаю. Ты хочешь поскорее отведать более экзотические кушанья, например, морскую капусту или морского червяка — трепангу, которую китайцы называют «хай-шен»? Но этого добра можно отведать и в нашем Владивостоке.
— Нет, нет, отец, совсем не то! Ты же прекрасно понимаешь. Я вполне серьезно. Те дежурные, полицаи… Мы словно арестованные. Да к тому же нас, кажется, заперли.
— Это можно проверить.
Иван Иванович подошел к двери и толкнул ее. Раз, второй. Что-то щелкнуло, будто в замке повернулся ключ или стукнул железный крюк, дверь отворились, и солдат со штыком встал на пороге, заслоняя дорогу.
— Все в порядке, — сказал геолог, отступая назад. — Я только хотел пожелать вам доброй ночи.
Дежурный, ничего не ответив, прислонил ладонь себе ко рту в знак того, что разговаривать запрещено.
— Ну, конечно, — сел рядом с сыном на груду стружек Иван Иванович. — Разговаривать нельзя, слушать — тоже. Но здесь возникает для полицейской власти тяжелая дилемма. Чтобы часовой не слушал большевистскую агитацию заключенных, ему необходимо залепить уши воском. Но с залепленными ушами он не услышит, как эти заключенные убегут.
— Отец, ты все шутишь?
— Неужели ты хочешь, чтобы я плакал?
В этот миг погасла электрическая лампочка.
— Нам сигнализируют, — сказал Дорошук, — что время спать. Жаль, что я при свете не успел перевязать себе ногу. А впрочем… И так подсохнет. Соленая морская вода — замечательная дезинфекция.
