Андрe Лори - Через океан
— Возражение было бы вполне справедливо, если бы труба прокладывалась совсем как подводный кабель или следовала бы по дну океана. Но это не так. По многим причинам, из которых главная — необходимость уменьшить по возможности длину и стоимость трубы, я думаю, что надо прокладывать ее по прямой линии и с этой целью сделать ее плавучей.
— На поверхности?
— О, нет! Тут она подверглась бы слишком многим случайностям, не говоря уже о протесте всех моряков по поводу нового, такого необычайного рифа. Поэтому наша труба будет погружена на шестьдесят метров ниже уровня океана. Таким образом, она никому не помешает и ей нечего опасаться ни киля кораблей, ни бурь, которые на такой глубине даже не волнуют вод.
— Но как удержать ее в таком положении?
— Подводными поплавками, расположенными на расстоянии двенадцати метров и подобранными к ее грузу, величине и плотности той среды, в которую ее надо поместить. Это дело простого гидростатического расчета.
— Вы считаете это осуществимым?
— Вот доказательство этого!
Раймунд развернул один из свертков серой бумаги, достал оттуда каучуковую трубку в пять-шесть метров, закрытую с обоих концов и набитую свинцом, которую Short-Joe достал ему сегодня утром. Металлические полые шары, привязанные шнурками, располагались на некотором расстоянии вдоль этой трубки, наподобие воздушных шаров.
Молодой француз бросил все это в воду. Тотчас же труба погрузилась на глубину шестьдесят сантиметров и осталась там совершенно неподвижной.
— Представьте крепость, длину и размер моей трубы достаточными, — добавил он, — представьте, что поплавки соответствуют ей по размерам, и замените шестьдесят сантиметров пресной воды шестьюдесятью метрами морской, — вот и вся наша трансатлантическая труба!
Эбенезер молчал, но был, видимо, поражен простотой этого доказательства.
— Физические законы всегда одни и те же, — продолжал Раймунд, — идет ли дело о маленькой трубе, как эта, или о громадной, как та, которую мы думаем проложить. Сделаете ли вы опыт в банке с золотыми рыбками или в Атлантическом океане, — главные условия задачи остаются те же. Понадобится больше гуттаперчи, больше спирали, одним словом, больше денег, — вот и вся разница! Тут только вопрос в деньгах!
— О! — сказал Эбенезер, сжимая кулаки с видом твердой решимости, — в деньгах не будет недостатка! Конечно, если не понадобятся миллиарды? — добавил он, бросив на Раймунда взгляд, в котором читался страх не осуществить эту мечту.
— Миллиарды — нет! — ответил молодой человек. — Но все-таки миллионы: по всей вероятности, пять или шесть миллионов долларов!
— Это найдется! — сказал янки, облегченно вздохнув, — и я беру это на себя. Покажите мне только применение этого аппарата!
Он показал пальцем на котел, поставленный на печь.
— Это суть нашего плавучего завода, — пояснил Раймунд. — Вот труба из спиральной пружины, которую я вставляю в эту форму! — продолжал он, приводя в исполнение свои слова.
— Под влиянием жара расплавленная гуттаперча потечет вдоль этой пружины и соединится с ней. Достаточно будет прокладывать такую трубу за кормой катера, и, по мере ее погружения, вы увидите, что она отвердеет на том самом месте, где должна остаться… Смотрите, вот она начинает выходить!
В самом деле, вытянутый очень простым механизмом — веревкой, намотанной на небольшой валик, — гуттаперчевый цилиндр показался из согнутой трубы, мало-помалу удлиняясь, достиг поверхности воды и наконец стал погружаться.
Минут через двадцать длина его равнялась уже двум метрам. Кассулэ местами прикреплял металлические поплавки. В конце концов труба, отрезанная от формы, осталась неподвижна под водой на глубине нескольких сантиметров.
Этот результат настолько же удовлетворил Эбенезера, как и самого Раймунда Фрезоля.
— Доказательство кажется мне вполне достаточным, — сказал он, — но мне хотелось бы повторить опыт с трубой другого размера и в присутствии одного из моих друзей, моего кассира Иакова Фреймана можно устроить это?
— В любой для вас день!
— Мы сообща условимся об этом. Будьте любезны сегодня вечером прийти ко мне на обед!
Порешив так, они собрались возвратиться в город, но катер переменил место, и им пришлось долго искать опущенные в воду трубы.
— В другой раз я отмечу их пробковым бакеном, чтобы проделать все, что понадобится в море! — сказал Раймунд.
Но все-таки нашли более удобным следующий опыт сделать на реке, почему им и удалось поймать шпионившего за ними Петера Мюрфи на месте преступления.
ГЛАВА VII. Петер Мюрфи, старый морской волк
Странным же, однако, шпионом был этот Петер Мюрфи! Частью из жалости, частью из любопытства, а также и вследствие ему самому непонятного побуждения, Раймунд, одев его прилично, велел дать ему поесть и стал за ним наблюдать. Ему хотелось изучить эту живую загадку и разузнать, для Тимоти ли Кимпбелля этот альбинос выслеживал его. Петер Мюрфи замечательно облегчил ему задачу, привязавшись, как несчастная, бездомная собака, к походному жилищу, где он был так хорошо принят. Не спрашивая ничьего разрешения, он соорудил себе постель из сухих листьев между колесами бывшего дилижанса и под защищающей его крышей кузова проводил ночь и даже день, зарывшись в предоставленное ему старое одеяло. Во время еды он ничего не просил, но добродушно принимал и поспешно уничтожал все, что предлагал ему Кассулэ по приказанию Раймунда. Взамен такого гостеприимства он оказывал мелкие услуги, относил депеши по адресу, ходил за водой и присматривал за хозяйством: все это проделывалось с усердием четырехлетнего ребенка или хорошо дрессированной болонки, машинально и без всякой инициативы. Его рассудок был так слаб, что он едва мог понять самый простой вопрос и ответить на него.
По крайней мере, это случалось лишь в виде исключения, и то, когда вопрос имел редкое счастье возбудить на секунду его внимание.
Но, собственно говоря, Петер Мюрфи не был идиотом; временами он был способен выразить и понять какое-нибудь элементарное суждение.
Часовщик сказал бы про него, что у него не действует главная пружина. Но по странной аномалии смутный инстинкт пережил крушение его рассудка — у него сохранилась как бы органическая потребность забираться в угол, подсматривать за людьми и подслушивать их разговоры, не всегда понимая их. Рабочие колодца Графтона вскоре заметили этот недостаток своего нового соседа; поговорив об этом в течение нескольких дней, они стали оказывать несчастному страдальцу то трогательное почтение, с каким народ относится к юродивым.
