Владимир Туболев - Воробьиная ночь
Десантник. Худо. С десантником-профессионалом иметь дело в его положении не намного приятнее, чем с пилотом-профессионалом. Скорее, наоборот. Но хоть это прояснилось. А с пистолетиком ты не расстаешься. Держишь на взводе. Дружеская беседа кошки с мышкой. Такой миленький задушевный разговорчик.
Вообще-то, он это знал и раньше. Не опасность страшна. Ожидание опасности выводит человека из себя и влияет угнетающе. А когда видишь ее и знаешь, в чем она заключается, начинаешь думать и действовать. Сейчас он думает холодно и спокойно. Почти спокойно.
Он не желает, чтобы на борту его судна кто-то командовал им. Во имя каких бы соображений и целей это ни делалось. Он отвечает за экипаж и за самолет. Может, эта задачка и поскромнее, чем отвечать за свободу и независимость, но ему не нравится, когда в борьбу за эту независимость его суют силком.
Штурман убит. Второй и бортмеханик связаны. У самого руки прикованы к штурвалу, а ноги к педалям. Ну, сейчас не прикованы, машину ведет автопилот, но от этого не легче. Он один, против него трое вооруженных и хорошо натасканных в своем деле профессионалов. Было у них время поднатореть. Помощи ему ждать неоткуда. Но ведь и он не подарок. Пускай он не владеет приемами самбо-ямбо, каратэ и фуетэ, но ведь Бог силушкой не обидел. И не он ворвался в чужой и поэтому все-таки пугающий дом, а к нему вломились. Он в своей тарелке и в своем праве. Кое на что неожиданное и непредвиденное и он способен.
И все-таки, все-таки. Не ниндзя и не супермен. Нормальный человек, попавший в идиотское положение.
Будь он в машине один, может, он и не стал бы так уж протестовать против этой незапланированной прогулки. Но что, если после приземления этим ребяткам взбредет на ум почесать руки и пустить в расход всех остальных? В охотку они уже вошли. И никакие их обещания и успокоения гроша ломаного не стоят. Даже если эти вполне искренни, могут найтись другие, менее покладистые.
Те, кто устраивает заварушки, как бы они ни назывались: революции, контрреволюции, освободительные войны или борьба с национализмом и сепаратизмом — никогда не спешат подставлять свои лбы под пули. Расхлебывать приходится таким, как ты да вот эти ребятки.
Плевать мне на ребяток. Моя задача — избежать пули самому и выручить экипаж. Все остальное пусть хоть в тартарары летит. Тебя не спросили, желаешь ли ты во всем этом участвовать или нет, так пусть и не рассчитывают ни на твою благодарность, ни на твою совесть.
Это не твоя война.
Ты должен все переиначить.
Так что же ты сидишь и раздумываешь? Отчего медлишь? Вставай, перевяжи их, к чертовой матери, и дело с концом. Это ведь совсем не сложно. А потом вези их хоть в Чечню, хоть в Уральск на расстрел.
Расстрел-то тут при чем?
При том.
Все же сволочное дело. В чужом пиру похмелье.
Заткнись. Вязальщик! У самого в пузе ствол торчит, а туда же…
Если для того, чтобы спастись нам, потребуется убить их, я это сделаю. Все.
Вот только бодливой корове Бог рогов не дает.
Дает, дает. Тот, чьи планы и намерения известны, всегда проигрывает. Не спеши. Думай. Жди. Время у тебя есть. И уже сквозь смуту что-то брезжит.
— Атлантида-контроль — борт 26678. Ваш обратный триста пятьдесят, удаление девяносто. Если слышите, сообщите, почему изменили курс. Сообщите маршрут. Борт 26678…
— Покажите, — говорит Аслан.
Командир ставит точку на карте. Она почти рядом с не им проложенным маршрутом.
— После выхода на линию пути смените курс.
— Понял.
Ровный гул двигателей. Он словно прилип к обшивке самолета, они стремительно уносятся в ночную неизвестную даль, на юг. Под ними иногда мелькают редкие огоньки. И при всем неуважении к земле командир сейчас им завидует. Завидует тем людям, которые в уюте этих огоньков читают книги, смотрят телевизор или пишут письма друзьям. Или страдают бессонницей. Но им не приходится решать такие головоломки, какими занят он. Им не нужно искать выход из безвыходного положения. Счастливчики. И никто из них даже не подозревает, что там творится над ними, в бесконечном небе. И никто пальцем не шевельнет, чтобы ему помочь.
Несущиеся с бешеной скоростью навстречу самолету звезды неподвижны. Но и в своей скорости, и в своей неподвижности они знают свой путь. А вот он заблудился. Или его заплутали, да так, что и просвета никакого.
Кедров обо всем этом знал? Не мог не знать. И заранее вычеркнул их из списка?
А какая роль отведена их полонителям, если и они всем происходящим поставлены в тупик?
Да какое тебе до этого дело, с раздражением думает командир, протягивая руку к автопилоту и чуть доворачивая машину. Почему ты снова и снова возвращаешься к одному и тому же? Какая связь между тобой и теми, кто на тебя напал, кроме единственной — избавиться от них любым способом и при возможности отплатить той же монетой, какой тебе уплачено? Что, если ты поймешь, какие во всей этой неразберихе играют роли Кедров, заказчики, твои вертухаи и ты сам, так это поможет тебе освободить себя и экипаж? Не связывай одной веревочкой несвязуемое. Думай только о своих проблемах. Задачка проста — убить убийц.
Решение чуть сложновато.
12
Сколько раз за свою жизнь поднимался Останин в ночное небо и, как одинокий странник, обходил свои необъятные владения от Полярной звезды почти до Южного Креста! Как пастух, пересчитывающий свое стадо, или часовых дел мастер, проводящий смотр после хорошо выполненной работы, он всякий раз убеждался, что все в его хозяйстве как следует отлажено, находится на своих местах, ничего не пропало и действует в согласии с предписанными законами.
В хозяйстве и сейчас идеальный порядок. Мерцающая россыпь звезд, как ей и положено, поддерживает и баюкает свою младшую и потому особенно оберегаемую сестренку Землю, вставший в полнеба месяц подсвечивает ей дорогу, сама Земля понемногу укутывается невесомым, почти прозрачным флером слоистых облаков, который по мере ночного похолодания становится все плотнее. А потом взойдет солнце и, как обычно, примется за свою изначальную неустанную работу — освещать, греть, растить…
И все же механизм лишь внешне, лишь издали кажется исправным и хорошо отлаженным. В нем завелась червоточина.
Человек развил в себе величайший дар общения, приспособил под средства коммуникации письмо, телеграф, телефон, лазерную технику, поезда, самолеты; казалось бы, чем дальше, тем больше он должен быть связан с себе подобными нерасторжимыми узами взаимопонимания, но чем развитее становится речь, чем совершеннее связь, тем в большем одиночестве он оказывается среди себе подобных. Непонимание становится всеобщим, тотальным, необратимым не только между народами, государствами, людьми — каждый отдельный человек сам себя понимает все меньше и меньше. Как бы ни убеждали в обратном философы, психологи, социологи, несокрушимыми рядами выстраивая свои неопровержимые теории, истина все-таки состоит в этом.
