Николай Панов - Орлы капитана Людова

— Неправда, неправда, неправда! — задыхаясь, повторяет она. Ей страшно и отвратительно. Она останавливается, смотрит сквозь слезы. — Прошу вас — отдайте кольцо. Произошла ошибка.

— Не останавливайтесь, — властно говорит он. — Идите со мной рядом.

Ей кажется — она сейчас умрет от ужаса, упадет на месте. Но она идет рядом с ним.

— Я отдам вам кольцо и снимок завтра, когда выполните мою маленькую просьбу.

Вдруг она заметила: он все время нес под мышкой толстую, большого формата книгу. Не останавливаясь, протягивает книгу ей.

— Возьмите… Эту книгу вы снесете на док, оставите в вашей передвижке. Вот все, что у вас прошу. Сейчас она вполне безопасна.

Конечно, нужно согласиться не сразу. Так приказал майор, чтобы у того не возникло никаких подозрений.

— Я никогда не сделаю этого!

— Сделаете, — уверенно говорит тот. Он крепко сжимает ей локоть, заставляет идти не останавливаясь. Он совсем обычный с виду прохожий, с вкрадчивым, неотступным голосом.

— У вас нет выхода. Или поможете мне, или конец, гибель всего.

— Что в этой книге? — спрашивает она. Она должна была прикинуться ошеломленной, не знавшей, на что решиться. — Я боюсь, боюсь…

Он идет молча, он дает ей время подумать.

— Мне страшно. Пожалейте меня! — беспомощно повторяет она.

— Не бойтесь, все предусмотрено, — успокаивает он.

— Если что-нибудь случится — меня все равно арестуют!

— Говорите тише… Вас не заподозрит никто. Вы оставите книгу на доке и вернетесь на ледокол. Вы на хорошем счету. Причина взрыва никогда не будет раскрыта. Поймите — книга сгорит сразу, без остатка.

Его пальцы сжали ее локоть тисками.

— Немедленно возьмите!

Ему удалось всунуть ей книгу под мышку. Она не могла сдержать дрожи. Чувствовала — он внимательно наблюдает за ней.

— Повторяю — сейчас она безопасна вполне. Можете даже перелистать ее… Но лучше не выпускать из рук, пока не принесете на место.

Он ласково проводит по книге рукой.

— Она сработает только через пять часов. И когда будут взрыв и пожар — никто вас не заподозрит. А утром получите не только кольцо и снимок, но и деньги — гораздо больше, чем зарабатываете в год.

— Хорошо, я сделаю все, — слышит она свой надтреснутый, неестественный голос.

И он пожимает ей локоть, отступает в темноту, на мгновение вынимает пистолет.

— Но помните — не пытайтесь меня надуть. Я все время буду следить за вами…

И потом все, как в кошмаре. Она садится в катер, идущий на док… В каютке катера ждет майор Людов… Она отдает книгу, немного спустя ей возвращают как будто тот же самый том…

Лестница дока в ночной темноте, сердце, будто подступившее к горлу…

— Сергей Никитич, помните, как мы встретились тогда на доковой башне… Я так боялась все время… И не только за себя — за всех вас, моих товарищей, боевых друзей. Потому, наверное, и нашла силы действовать, как приказал майор. Какой он сердечный, простой человек… Вы, оказывается, давно знакомы…

— Майор Людов человек справедливый, правильный, справедливый человек, — ответил Агеев.

И он замолчал опять, стоя рядом с ней, яростно посасывая незакуренную трубку; и она молчала тоже. Потом взглянула со странным выражением из-под сдвинутых пушистых бровей, повернувшись, пошла по шкафуту. «Да, упустил… Самое время было сказать обо всем», — упрекал себя мичман.

Фролов стоял на вахте, щурился под встречным ветром. Когда отрывался от бинокля, оглядывался на ходовой мостик — видел массивную фигуру капитана первого ранга, его надвинутую на брови фуражку и распушенную над регланом бороду, а рядом чуть согнутые плечи капитана Потапова у машинного телеграфа и Андросова, присевшего на откидную скамеечку у поручней.

Фролов заговорил с Агеевым, когда, поднявшись на мостик, мичман стал тщательно осматривать, не облупилась ли где краска во время похода, не нужно ли заново промазать мазутом металлические, подверженные ржавлению части.

Сергей Никитич остановился у сигнальной мачты — как всегда сосредоточенный, немного хмурый. В последнее время мало говорил с Фроловым, хотя частенько заглядывал в лазарет — проведать, как поправляется старый друг. Но так получалось, что почти всегда встречал там Таню Ракитину, и смущался, терял дар речи, пробормотав несколько слов, растревоженный, вспотевший от волнения выходил из лазарета, медленно прикрывая за собой дверь.

И теперь боцман привычно хмурился, но в глазах была большая затаенная радость. Удачно, раньше положенного срока, заканчивался поход. И, стоя рядом с североморским соратником и другом, Агеев сдержанно улыбнулся в ответ на широкую улыбку Фролова.

— Хорошо-то как на душе, Сергей Никитич! Кончаем поход, снова в родное Заполярье вступили, — улыбался Фролов.

Мичман коротко кивнул.

— А вы меня поздравите скоро! Первым поздравите — как старый фронтовой друг.

— С тем, что в военный флот переходишь обратно? Как же, слышал, рад.

— Да нет, Сергей Никитич, не только с этим. Поразмыслить советуют мне, не торопиться с рапортом, поскольку и на гражданском флоте нужный я человек… Тем более — семейное положение срочно меняю… Помните, при нашей встрече на Балтике вы правильно сказали: моряк не кукушка, прочное гнездо свить должен. Я наконец подходящую девушку нашел — на всю жизнь.

Фролов не заметил, как недоуменно повернулось к нему лицо стоявшего рядом Агеева, грозно взметнулись светлые, как у тигра, глаза. Он продолжал, весь во власти нового увлечения.

— Знаете — Ракитину Таню! Вот это девушка! Ухаживала за мной, ночей не спала… Она и про вас так хорошо говорит, очень вас уважает, только боится немного. Сегодня вдруг понял — люблю я ее. Придем в базу — свадьбу сыграем.

Агеев не отвечал. Фролов опустил бинокль. Увидел, что Сергей Никитич сжал поручни своими могучими руками, не спускает глаз с бегущих издали серых, кое-где вспененных волн.

— Да ты что — уже говорил с ней? — странно изменившимся голосом спросил наконец Агеев.

— Пока не говорил, да ведь объясниться недолго. У меня к ней такая любовь! А передо мной еще ни одна девушка не устояла.

Он только позже понял, почему так весело, с таким облегчением расхохотался Агеев. Смотрел на мичмана удивленно — не так часто видел смеющимся старого друга.

— Ну-ну, иди, говори, — сказал шутливо Агеев. — Смотри только не просчитайся.

— Что это вы слишком веселый? — спросил подозрительно Фролов.

Он поднял бинокль.

— Эх, Сергей Никитич, зря вы к девушкам так равнодушны. За вас любая бы с радостью пошла. Только этому делу больше внимания уделять надо…