Виктор Сафронов - Легионеры
Все неспешно, чинно, благородно. Каждый знал себе цену и снижать потолок продажности не собирался, не на базаре. Если в других условиях, всю эту «хевру» следовало уважительно встречать, да привечать, то — извините, сегодня был другой случай, особый.
Сегодня Коля Рысак был в центре всеобщего внимания, пупом земли и средоточием всех добродетелей. Шестерки заранее прознали его отчество и уважительно величали Николаем Николаевичем. А он, в качестве именинника, ходил важно и предлагал перед посадкой за стол и основной жратвой, «закусить аперитивом».
Когда же все расселись и наступило некое подобие тишины, Байкал, как устроитель этого всенародного гулянья в кратком вступительном слове обрисовал, международное положение. Со вздохом посетовал на беспредел талибов в Афганистане. Осудил, нездоровый ажиотаж и лихорадку индекса Доу-Джонса на Нью-Йорской бирже. И подводя черту перед финальным сообщением, от всей души поздравил присутствующих с возвращением, и выздоровлением дорогого именинника Рысака.
После выдержав соответствующую торжественности момента паузу сообщил, что все люди (т. е. большой воровской сход), согласились с тем, что наш уважаемый друг и сегодняшний виновник торжества, после того, как подлечится от заграничного беспредела, становиться смотрящим закордонных территорий, т. е. на его, Байкала, место.
Ломая дорогостоящие стулья, большинство присутствующих повскакивали со своих мест и бросились, на всякий случай поздравлять «наследника трона», вступившего в законные права «малого властителя и самодержца».
Больше всех этому сообщению радовались и хлопали не жалея ладоней, пошедшие на повышение в центральный аппарат и приглашенные к халявной жратве, генерал Стырин и прокурор Забалов (свою звучную фамилию он так и не сменил). Еще немного и Стырин готов был умиленно рассказывать, сидящим рядом с ним домушникам и карманникам о том, что это он, не жалея себя, вывел в люди, такого прекрасного человека, как Николай Коломиец, в миру — Коля Рысак.
В ответном слове Рысак пообещал:
«Ну это, типа, всегда…» И поблагодарил от всего сердца: «Всех в натуре… Все ништяк…»
Собравшимся его речь понравилось. Коротко и понятно. Он сам также не ожидал от себя такого поэтического красноречия.
После трогательной ответной речи все чинно расселись и выпили.
— Ты чего, Рысак, такой грустный? — приставал к нему присмиревший вор Синоним, кореш покойного Данилы Белокаменного. — Может угощаем тебя плохо, или бляди червивые? Так ты только скажи, мы эти масти быстро сменим…
— Да, нет, все путем… Но хочу хлебнуть я своего любимого чифиря. Так хочется, ты себе не представляешь… При чем, не из чашки с узорами, а из нашей, металлической кружки, оттуда где он варился настаивался, чтобы губы о край обжигало, чтобы нутро мое темное, «лепилами» изуродованное, свет увидело…
— Чудак-человек, сейчас организуем, — сделал добродушный жест Синоним.
Он подозвал к себе одну из своих «шестерок-торпед», по случаю праздника одетого в пиджак не по размеру, из под которого наружу выпирал ствол. Коротко распорядился исполнить желание виновника торжества. И через час разомлевшему от хороших слов, водки и просто от всей атмосферы Рысаку, на серебряном подносе принесли закопченную кружку с дымящимся густым, чайным лакомством.
Его восторгам не было предела. Он разве, что только не плакал от умиления. А когда эту кружку пустили по кругу и каждый сделал по символичному глотку… А после, она опять попала на поднос стоящий перед Рысаком, его восторги зашкалили за все мыслимые границы.
Чифирь и в самом деле был хорош, а еще поднесли к нему и специальную папироску, набитую и скрученную с разными прибамбасами… Сказка, ей, богу…
Но сердце отвыкло от таких потрясений. Колян шатаясь от всего навалившегося, а больше от чифиря, пробравшего до самого дна и нагнавшего обильного пота, сходил отлить. После вышел на террасу ресторана, глотнуть свежего воздуха и привести свои расшалившиеся эмоции в нормальное состояние.
* * *Пока Рысак, стоя на фоне ярко освещенных окон оглядывал и любовался темными пейзажами русской слякотной осени. У него за спиной что-то долго шуршало, скрипело и мялось. После долгого замешательства к нему в форменном жилете кухонного служащего робко приблизился старичок.
— Разрешите, господин хороший, отвлечь вопросом? — несмело спросил он.
Коля выдохнул дымок крепкой заграничной сигареты, выбросил окурок в набежавшее облако тумана и только после этого обернулся на дребезжащий звук старческого покашливания и шмыганья носом… Обернулся и, его огромная, нечеловеческая радость, перешла в фазу грубой и безнадежной тоски. Перед ним стоял добродушно улыбаясь Иван Петрович.
— Ты не смотри так на меня. А не то я умру сейчас от страха, — с каждой выговариваемой буквой, голос старичка начинал звучать металлом. — Ты думал, что мы о тебе забыли, босячок? Бросили тебя? Нет. Ну не хочешь обнять меня и прижать к своей груди, просто скажи, что-нибудь эдакое…
— Зра… сгра… здарсвуйствуйте начальник, — еле выдавил из себя обомлевший Рысак.
Бурный поток его радости, на глазах гебешника, превратился в два ручейка… текущие из носа простывшего первоклассника.
— За паренька того, что ты сохранил живым, тебе спасибо, — голос бериевского сокола, зазвучал особенно торжественно. — Я ходатайствовал перед президентом, о присвоении тебе звания «Герой России» и присвоении внеочередного звания — лейтенанта космических войск. Ты рад?
— Очень, — нехорошим голосом прошептал Коля. Стесняясь уточнить, о каком, собственно говоря, пареньке идет речь?
— Сам понимаешь указ будет секретным, поэтому уже сейчас можешь считать себя и офицером, и Героем… — он выжидательно смотрел на растерявшегося Рысака. — Ну же, лейтенант? Что ты обязан сказать согласно Устава караульной службы, когда тебе сообщают о таком известии…
— Не знаю, — вспыхнул светофорными огнями новоиспеченный лейтенант.
— Вот же, сраный олигофрен, — с армейской простотой по-отечески пожурил его Иван Петрович. — Служу России! Ты обязан сказать: «Служу России».
— Служу России, — гаркнул, что есть мочи Коломиец-лейтенант.
— Тише, ты, — присев от неожиданности, расплылся в улыбке Иван Петрович. — Ишь ты, чертяка, как обрадовался… Но больше так не бегай… А то мы с ног сбились, тебя по всей Европе разыскиваючи… Хорошо добрые люди шепнули, где ты.
