Фернандо Гамбоа - Черный Город
— Ты хотеть, чтобы я лететь вот на это? — спросил он, показывая на дирижабль с таким видом, как будто это была какая-то неудачная шутка.
— Ну да, — ответил я. — Мы ведь его для этого и сконструировали, разве не так? Или ты думаешь, что мы возились с ним просто для того, чтобы как-то провести время?
Туземец отрицательно покачал головой.
— Нет. Этот… штука быть только для вы. Я уходить отсюда пешком, через сельва.
— Ты что, забыл про морсего? Они будут гнаться за тобой даже после того, как ты покинешь этот город.
— Это не быть проблема. Я убегать от морсего по сельва, я быть более умный.
— Ну конечно, ты намного умнее их, но для тебя будет безопаснее улететь отсюда вместе с нами. В воздухе морсего до нас уж точно не доберутся.
Иак, подняв глаза, окинул взглядом самодельный летательный аппарат, который, казалось, хотел рвануть отсюда куда-нибудь в направлении Луны, а потому аж до предела натягивал путы, не позволяющие ему этого сделать.
— Нет, — сказал, усмехнувшись, Иак. — Я не лететь.
— Пусть тебя не смущает его неказистый вид, — в последний раз попытался я убедить туземца, хотя уже понял, что сделать это мне не удастся. — Согласно статистическим данным, лететь на самолете — намного безопаснее, чем ехать на велосипеде.
Иак пристально посмотрел на меня и сказал:
— Я быть туземец, а не быть идиот.
Показывая на дирижабль, он добавил:
— Это даже не быть похожий на самолет. Я уж лучше бороться с сорок морсего, чем лететь на этот штука.
— Ну хорошо… — сдался я. — Обещаю тебе, что, как только мы вернемся в цивилизованный мир, мы расскажем обо всем, что нам здесь довелось увидеть, добьемся отмены затопления этого района и тем самым спасем твою деревню. Все это, кстати, произойдет благодаря тебе, и… — я, расчувствовавшись, крепко обнял Иака, — и когда мы встретимся снова, ты уже наверняка будешь великим вождем своего племени.
Хотя наступили сумерки, мне показалось, что по щеке туземца потекла слеза. Мы с ним снова крепко обнялись.
— Muito obrigado[81], — сказал Иак, делая шаг назад и окидывая взглядом моих друзей, которые наблюдали за нами, слегка покачиваясь в своих подвесных системах.
Затем наш проводник помахал рукой и, не говоря больше ни слова, исчез в зарослях, неся с собой лук, стрелы и сумку — незатейливое имущество, с которым он собирался провести полную опасностей ночь в джунглях.
— Muito obrigado, — сказал я в ответ шепотом, которого туземец услышать, конечно же, не мог, и мысленно помолился о том, чтобы все, о чем я ему только что сказал, и в самом деле сбылось.
Обернувшись затем, я увидел, как на меня вопросительно смотрят три пары глаз.
— Я не смог его убедить, — сообщил я, отрицательно покачав головой.
Избегая их взглядов, я подошел к предназначенной для меня подвесной системе, свисающей с дирижабля в его хвостовой части (хотя, пожалуй, одному только Богу было известно, хвостовая ли это часть или же носовая) и, аккуратно в ней усевшись, взял правой рукой нож и поднял его вверх, а левой рукой схватил самую ближнюю из четырех строп, соединявших дирижабль с землей.
— Готовы? — крикнул я.
— Я готова!
— И я готова!
— Я не готов! Я вообще не полечу!
— На счет «три» перерезаем стропы! — крикнул я, видя, что все остальные — даже уже было начавший впадать в панику профессор — последовали моему примеру и приготовились перерезать оставшиеся три стропы, каждый свою.
Солнце уже почти зашло за линию горизонта, а потому больше медлить мы не могли.
Я сделал глубокий вдох и, мысленно попрощавшись с пирамидами, храмами и разорванными на части человеческими телами, стал считать:
— Раз!.. Два!.. Три!
Мы все четверо одновременно перерезали четыре стропы, соединявшие наш самодельный летательный аппарат с землей, и наполненный водородом дирижабль, освободившись от пут, резко рванулся вверх и поднялся на пару десятков метров. Несколько секунд спустя он, однако, вдруг начал медленно опускаться, пока снова не оказался почти у самой земли.
Улетели мы, получалось, совсем недалеко.
109
Профессор с ошеломленным видом повернулся в своей подвесной системе ко мне.
— Что произошло?
— Я… я не знаю, — растерянно ответил я. — Понятия не имею! Мы отрезали все стропы, которые соединяли нас с землей?
— Да, все, — ответил Кастильо, озираясь по сторонам.
— Черт бы побрал!.. — громко ругнулся я.
— А может, он опять взлетит, если я спущусь на землю и подтолкну? — спросила Касси.
— Может, и взлетит, — пробурчал я. — Почему бы не попробовать?
— Перестаньте болтать глупости! — крикнула Валерия. — Что нам нужно сделать, так это уменьшить общий вес. Выбрасывайте оружие, рюкзаки, да и вообще все тяжелое.
— Но мы не можем оставить здесь таблички и маску! — запротестовала Кассандра.
— Валерия права, — пришлось признать мне, — дирижабль не может подняться, потому что мы нагрузили на него слишком много. Придется все выбросить.
Мексиканка с неохотой — и извергая при этом одно за другим всевозможные грязные ругательства — бросила на землю оружие и рюкзак, в котором лежали бесценные уникальные реликвии.
Все остальные последовали ее примеру. Дирижабль тут же снова дернулся вверх, к небу, и нам уже показалось, что мы опять летим, но… но нам это всего лишь показалось. Неумолимая сила тяжести вновь вернула нас в прямом и переносном смысле на землю.
Мы теперь беспомощно висели вчетвером, словно окорока в лавке мясника, на самодельном разноцветном дирижабле, к которому была еще и привязана на носилках Анжелика.
И тут вдруг я увидел, что бразильянка, приподняв и повернув в сторону голову, растерянно смотрит на меня.
— Где это мы? — вяло поинтересовалась она, все еще пребывая под воздействием морфия.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, не отвечая на ее вопрос.
— Мне больно…
Она с большим трудом слегка согнулась, чтобы посмотреть на свою рану, покрытую множеством окровавленных кусков марли.
— Не переживай, — поспешил сказать я, выдавливая из себя улыбку. — Мы уже вот-вот выберемся отсюда и затем доставим тебя в больницу. Ты выздоровеешь.
Анжелика посмотрела сначала вверх, а затем на каждого из нас поочередно. Мы висели каждый на своей подвесной системе, почти касаясь ступнями грунта.
— Пожалуйста, скажите мне, что мы не умерли, а просто пытаемся таким способом подняться в воздух, — попросила бразильянка слабым голосом, а затем сплюнула кровь на свою рубашку.
