На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

— Мать гирганейского царственного роя мне на борт… — с совершенно несвойственным ей оттенком благоговения шепчет вдруг Соколова, тыча пальцем поверх еще не расплющенных вражеских голов. А там толстое, точно альдебаранский пустынный удав, зелено-голубое в оранжевую крапинку НЕЧТО с продолговатой штуковиной на конце ползет по потолку, одновременно выпуская хищно ныряющие вниз жирненькие отростки. Чужаки пытаются отстреливаться, но существо (или растение?) моментально отращивает на месте сраженного щупала парочку новых. А отвалившиеся тут же выпускают корешки-ножки и чешут себе дальше.

— Пресвятая квантовая гравитация! — вырывается у меня. — Может, это… домашний скунс предыдущих владельцев? Осерчал. Из вольера вырвался.

Кажется, пора делать отсюда гравиботинки в любом возможном направлении. Можно прямо в стеночке ход лазером провертеть. Что бы это к зиркам гирганейским ни было, на дипломатию и переговоры я бы не рассчитывал!

Тут прямо из-под пола, взламывая толстые металлические пластины, выстреливает еще один стебель и тут же норовит обвиться вокруг Яркиной ноги.

— Ах ты, плесень межпереборковая! — взвивается Соколова, тщетно пытаясь выдраться из стального объятия. Как следует угощаю «питона» гравиботинком, но тут откуда-то вдруг раздается властное: «Фу, брось, это свои!», и, к нашему изумлению, злобная поросль послушно отпускает Яркину щиколотку. Какой-то голос знакомый…

— Сверхновую мне в термак, это ж Шухер! — вдруг ошарашенно восклицает Цецилия. И впрямь: по лужицам, комкам и еще не вконец растерявшим форму вражеским организмам, высоко вскидывая щупальца, полуплывет-полушествует наш агроном. Его лоснящаяся упитанная тушка затянута в черный, блестящий от заклепок и драгоценных камней, комбез, напоминающий игривый БДСМ-костюмчик. Рты сурово сжаты. Глаза выпучены. На насупленном челе мерцают алые пятна — должно быть, от гнева, раньше я таких на экс-доке не наблюдал. В одной из верхних конечностей этот невесть откуда взявшийся лимбийский повелитель держит длинный гибкий прут, которым звонко щелкает по голенищам своих многочисленных ботинок.

— Чуток запоздалое, но неизбежное осознание педагогической силы розги, — отмерев от легкого шока, со знанием дела замечает Соколова. — Это просветление — да на месяцок бы пораньше…

За ее спиной начинает было подниматься пришедший в себя после размазывания по стенке чужак.

— Фас! — гаркает наш доморощенный садовод-укротитель, тыча той самой розгой в сторону противника, и тут же пара стеблей живо скручивает врага в коборуков рог. Примерно так на отсталых планетах порабощенные бытом фемины белье выжимают. А потом штукенция на конце раскрывается, превращаясь в огромный зубастый бутон, и откусывает псевдогуманоиду башку. То, что остается от протоплазменного солдата, бойкой капелью устремляется на пол.

— О да, мочи их всех! — басом взревывает Шухерова корма, нетерпеливо отбивая концом хвоста лимбийский боевой марш. — Уаххахаха! Наконец-то мы завоюем этот недостойный нашего гения мир!

— Ну блин-печенюха, ко всему я был готов, кроме такого, — честно сознаюсь я. — Так вот ты какую клубничку там у себя разводил?

Шухер на мгновение смущается, становясь самим собой, алые пятна уступают место лиловым, он застенчиво колупает щупалком стеночку и говорит:

— Потом объясню… Сейчас остальных спасать надо.

— Но как ты здесь оказался? — удивляется Ярка, радостно заключая студенистое тело в крепкие славийские обнимашки. Меня вот сроду так не тискала… хотя я сегодня тоже герой, между прочим.

— Так «Дерзающий» прямо в трюме этого крейсера, — поясняет воинственный агроном, подгоняя свою растительную армию вперед. — Бо меня разбудил, когда вас всех схватили, и я в оранжерее спрятался.

Мы устремляемся по запакощенному коридору к лифту, а Шухеровы достижения селекции прут по вентиляции, лестницам и прям между переборок. Один из малышей пристроился у генерала «зеленых войск» Утухенгаля на плече и урчит что-то, облизывая зубастую свою оранжевую пасть не то пестиком, не то языком.

— Прям как Рори, — умиляюсь я.

— Хотите, я вам всем потом рассаду в горшочках подарю? — тут же предлагает воодушевленный похвалой отставной док. — В каюте на тумбочку поставите, они и мух ловят, и пищаг отгоняют, и даже петь умеют… когда плотно покушают.

— Хочу, — радостно соглашаюсь я. — Они с Рори точно подружатся. Если он жив еще… Если эти говнюки полужидкие уничтожили мою прелесть, я разотру их главгада в пыль, заправлю ее в принтер и напечатаю себе нового робота!

Цилли хорошо запомнила дорогу, и когда лифт останавливается на верхнем уровне, я и без имплантов прям от порога слышу крепкую Варгову ругань где-то слева по коридору. Тут тоже все кишит плазмюками, и нам снова становится не до разговоров. Милые шухеровы «деточки» рвут противника на куски, ну и мы не отстаем.

— Галактический трон будет мой, мой! — перекрывая шум битвы, голосит одержимый манией величия его же корморожденный старшенький. — Мы захватим эту вселенную и еще зададим алгольского жару мерзостным адорианским дылдам!

— Ты даже ежедневно сможешь тот трон лобызать, — ехидничаю я.

С боем мы пробиваемся к скачущему по коридору в кандалах Варгу, разъяренному, что твой коборук в самый пик гона. Даже связанный, кэп выглядит устрашающе и башкой работает, как тигробык в альдебаранской корриде. Увы, Бас и Рекичински оба в глубокой отключке — видно, их угомонили станнерами до того, как поспела подмога.

— Режь! — рыкает Вегус, выслушав наш кратенький доклад, и бортмех аккуратно бластером освобождает ему конечности, после чего кэп взваливает висящего мешком друга на плечо.

— Неси! — тем временем командует хищной поросли Шухер, и стебли живо обвивают оставшегося на полу липового суперкарго, скручиваясь вокруг него в кокон.

— Можно просто за ногу и не очень аккуратно, — подсказываю я «цветочкам». Зубастый бутон с надеждой принюхивается к ноше, но суровый взор повелителя флористического воинства заставляет его отпрянуть и со стуком захлопнуть пасть.

— Блин, как ты говоришь, печенюха! — ворчит Соколова. — И снова этот альтаирский угорь от моих вопросов ускользнул в благодатное небытие. Жди теперь, пока прочухается.

— Нам нужен «язык», — подбирая очередной бластер взамен разряженного, напоминаю я товарищам. — Надо узнать, где наши роботы.

— Сложновато будет развязать язык бессмертной твари, — произносит Одноглазый, привычным жестом проводя по лицу ладонью, должно быть, в поисках истаявших шрамов.

— Обыскивать все каюты подряд долговато, — откликается Цилли.

— Но и бессмертную тварь можно ведь скормить вот этим милашкам, — встревает Ярка. — Вряд ли перспектива быть переваренными даже протоплазменным гадам понравится. А мы после этого вон еще и симфонический концерт, как уверяет Шухер, можем послушать.

— Если им прямое попадание лазерного луча пофиг, думаешь, что-то вроде соляной кислоты их напугает? — сомневаюсь я. — Не знаю, конечно, чем там переваривают еду эти зубастые ромашки…

— Чем они переваривают пищу, я пока не выяснил… времени было мало. Но мои малыши обладают исключительным нюхом, — с истинно отцовской гордостью замечает воинствующий сакамаровый агроном. — Мы можем отправить на поиски их.

— Так отправь! — гаркает Вегус и велит нам с ускорением тащить свои кормовые части в трюм, к «Дерзающему». Запасы плазмюков на этом корабле бесконечнее вселенной — едва отбились, как они снова нас поджимать начали!

— Небось те, кого мы первыми прихлопнули, уже отвалялись и по второму кругу в бой прут, — злится Ярка, одной рукой отмахиваясь от мотыляющихся перед глазами волос, второй — отстреливаясь. А я уже взмок, как Ник при виде альфы: висящий на шее пяток запасных стволов — знатный довесок к неожиданной кардионагрузке. Абдували Петрович был бы сражен моей выносливостью. Ранее я ее не демонстрировал. Впрочем, ранее в этом и не было такой уж необходимости.

Логика у строителей неизвестного землянам лайнера все же похожа на нашу, и, отжав створки аварийного шлюза, мы по ступенькам из металлических прутьев спускаемся в трюм. Долго спускаемся, я снова тридцать три раза взмокнуть успеваю, невзирая на терморегуляцию. Так что когда ботинки наконец-то касаются пола, я со стоном облегчения принимаюсь разминать ноющие конечности. За это время аварийная система успела врубить свет, но трюм не входит в красную зону обязательного обеспечения, так что тут темнее, чем в обмороке. Благо, Шухеровы мутанты еще и слегка светятся во мраке приятным голубоватым светом, да и пару фонарей мы подобрать успели.