Георгий Брянцев - Тайные тропы
Он с улыбкой поклонился Ожогину и уселся справа.
Абдукарим повернул в переулок, вновь выехал, кажется, на ту же самую улицу и встал.
— Идите за мной на некотором расстоянии, — предупредил Ожогина его спутник.
Он сказал что-то Абдукариму по-узбекски и вышел.
— Запомните это место, — бросил он уже на ходу Никите Родионовичу. — Машина здесь возьмет вас и отвезет домой.
Незнакомец углубился в переулок, минул небольшой рынок и скрылся в низкой калитке.
Никита Родионович поспешил за ним.
Закрытый глиняными стенами, дворик был мал. Невзрачный с виду дом, выходящий фасадом в переулок, упирался задней стеной в широкий арык, обсаженный по одну сторону ивами. У дверей дома стоял незнакомец.
— Прошу сюда, — пригласил он и ввел Никиту Родионовича в небольшую комнату.
Пол ее был застлан истрепанным ковром. Вся обстановка состояла из стола, нескольких стульев, кровати и посудного шкафа. На стенах пестрели красочные плакаты, посвященные прошлогоднему займу.
— Здесь я живу, — объяснил незнакомец, — а здесь работаю, — и он открыл дверь во вторую комнату с выходом на улицу. — По специальности я парикмахер, — добавил он иронически.
Этого можно было и не добавлять — внутренний вид второй комнаты говорил сам за себя: у мраморного столика висело зеркало, вделанное в бронзовую старинную раму, на столике лежали парикмахерские принадлежности, у глухой стены стоял жесткий диван, а около него столик с набросанными газетами.
— Садитесь, — предложил хозяин. — Я имею дело с Никитой Родионовичем Ожогиным. Так, кажется?
Никита Родионович кивнул головой.
С «Юпитером»?
Ожогин вторично кивнул головой и спросил в свою очередь:
— А вы кто будете?
Хозяин уселся напротив и, разглаживая рукой скатерть, ответил:
— Зовут меня Раджими, но это ничего никому не говорит. Когда у меня было свое имя, меня называли иначе. Как видите, я знаю, кто вы, и должен знать «Сатурна» и «Марса». Этого, по-моему, достаточно, чтобы откровенно и по-деловому побеседовать.
Раджими продолжал водить рукой по скатерти. Ожогин обратил внимание, что рука у него очень узкая, с тонкими, длинными пальцами.
Теперь можно было получше рассмотреть и внешность хозяина. Сухое лицо обтянуто желтоватой кожей, заштрихованной сеткой мелких морщинок. Еще густые для его возраста черные волосы, с сильной проседью. Взгляд глаз умный, проницательный.
— Прошлое ваше и ваших друзей мне известно, — продолжал он, — и возвращаться к нему не следует. Вы изъявили готовность выполнять обязательства, в свое время принятые нами всеми?
— Да.
— Отлично.
Говорил Раджими с сильным восточным акцентом, голос у него был вкрадчивый, спокойный, певучий.
Окно выходило к арыку. В него глядели плакучие ивы. Журчание воды напоминало нежную южную мелодию. Раджими раскрыл настежь обе створки, и в комнату полилась приятная прохлада.
— Так будет лучше, — сказал он. — Меня интересует, где работает Алим.
Никита Родионович назвал гидроэлектростанцию.
— Давайте условимся именовать ее далее «Джебульсардж», — попросил Раджими. — А каково настроение у Алима?
— То есть, как понять?
— Ну, в том смысле, готов ли он оказать нам содействие?
— В этом я не сомневаюсь.
— Это главное, — закивал головой Раджими и улыбнулся. — Меня именно это интересует. Надо поручить Алиму, чтобы он собрал полные сведения о своих земляках, работающих совместно с ним. Кто они, откуда родом, участвовали ли в войне, находились ли в плену...
Никита Родионович пояснил, что более месяца не виделся с Алимом, но думает, что он примет поручение и постарается его выполнить. Алим работает на предприятии со дня возвращения в Узбекистан, знает всех рабочих и служащих.
Раджими тонко улыбался, слушая Ожогина, и черные проницательные глаза его как бы говорили: «Это не так важно, что вы думаете. Думайте себе на здоровье сколько угодно. Я заставлю Алима делать то, что надо».
Вслух он сказал:
— Да, конечно, я уверен, что он все сделает.
Никита Родионович поинтересовался, как скоро надо повидать Алима и передать ему поручение.
— Об этом я переговорю с ним сам, — ответил Раджими. — Вы напишите ему пару слов, чтобы он понял, с кем имеет дело.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
Раджими выдвинул ящик стола, вынул из него несколько листков чистой бумаги, положил перед Ожогиным и подал ему автоматическую ручку.
Не раздумывая, Никита Родионович написал:
«Дорогой друг! Податель сего мой близкий товарищ. Он обратится к тебе с просьбой. Сделай для него все возможное и зависящее от тебя так, как бы ты сделал это для меня. Н. Р.»
Раджими пробежал глазами записку.
— Он поймет, что значат эти две буквы?
— Безусловно, — заверил Никита Родионович.
Раджими удивился, узнав, что Грязнов находится в Москве. Он считал, что Грязнов здесь и может быть использован в работе.
— Он здесь и не собирался быть, — пояснил Никита Родионович. — Грязнов родом с Урала.
— Хотя правильно, я упустил это из виду, — заметил Раджими. — Ну что ж, обойдемся и без него. А о том, что должно касаться лично вас, мы поговорим в следующую встречу. Приходите прямо сюда. Найдете?
— Думаю, что найду.
— Над дверями у меня вывеска. Поблизости парикмахерских нет. Только проходите через двор. В мастерской у меня могут быть клиенты, а дверь в эту комнату на это время я оставляю открытой.
Раджими назвал число, время и просил не опаздывать.
...Вечерело. Узенькая улица была одинока. Никита Родионович шел не торопясь, вглядываясь в слепые стены домов, стараясь запомнить ориентиры, чтобы найти дом Раджими в следующий раз. Вывеска, разваленный дувал, три тополя, водопроводная колонка, рынок — все это надо было запечатлеть в памяти.
Солнце, затянутое густой дымкой, потускнело. Оно походило на желто-красную луну и на него можно было смотреть, не щурясь.
Увидев издали машину, Никита Родионович прибавил шагу.
«А что, если попытаться самому заговорить о Абдукаримом? — мелькнула мысль. — Неужели он вечно молчит?»
С этим решением он сел в машину рядом с шофером.
— Говорят, что когда солнце при заходе в облаках, то погода переменится, — обратился он к Абдукариму.
Вопрос повис в воздухе. Шофер молчал. Никита Родионович ругнулся про себя. Немного спустя он спросил Абдукарима:
— Как называется улица, по которой мы едем?
— Забыл, — угрюмо отозвался Абдукарим, и сказано это было таким тоном, что прозвучало как «Отвяжись!».
Поверить, что шофер такси забыл название улицы, Никита Родионович никак не мог. Попытка заговорить попыткой и осталась.
Недалеко от дома Абдукарим его высадил.
Телефон Шарафова не ответил. Не ответил раз, другой, третий. Уже померк багряный закат, наползал сумрак, и Никита Родионович поспешил в свое учреждение на заседание партийного бюро.