Джефф Лонг - Преисподняя
Двадцать третьего января девушка попыталась утопиться в одном из каналов — прыгнула в воду и засунула голову в какую-то щель. Айк бросился ее вытаскивать и чуть не опоздал. Ему пришлось рассечь веревку, которой был завязан рот девушки, и откачивать из легких воду. Ослабев, лежала она у него на коленях, обмякшая и едва живая. Оба переводили дух.
Немного погодя девушка запела. Глаза так и не открыла — она пела для себя, стараясь приободриться, пела тихо, на своем языке; такие щелчки и интонации хейдлы используют в семье. Айк не сразу разобрал, что за песню она поет, но когда понял, его пронзило в самое сердце. Не веря ушам, он вскочил. Прислушался. Он слишком плохо знал язык, чтобы понять все слова, но мелодию спутать не мог. «О, Благодать»!
Айк зашатался. Девушка знала эту песню и любила — так же как и он. Это было последнее, что он слышал от Коры тогда, много лет назад, в Тибете, когда ее поглотила бездна. На этот гимн он бежал в темноте пещеры. «Был мертв и чудом стал живой, был слеп, но вижу свет». Девушка пела другие слова, однако мелодия была та же.
Он не усомнился, когда Исаак заявил, что девушка — его дочь, но никакого сходства между ним и девушкой не видел. И вот песня помогла ему открыть в ней черты Коры.
Айк искал объяснение. Она могла научиться песне от Коры, а могла услышать в крепости Али. И все же недаром он постоянно испытывал неясное тревожное чувство, что знает девушку.
Было нечто знакомое в скулах, в линии лба, в том, как она упрямо выпячивает подбородок, в фигуре. Айк обратил внимание и на некоторые другие детали. Неужели? Она так сильно похожа на мать. И в то же время не похожа — глаза, форма рук, подбородок.
Девушка устало открыла глаза. Айк не видел в них Кору, потому что это были не бирюзовые глаза Коры. Наверное, он ошибся. И все же он знал эти глаза. Его словно толкнули. У нее — его глаза. Она — его дочь.
Айк сполз по стене. Возраст как раз подходящий. Цвет волос. Он сравнил их руки — такие же длинные пальцы, такая же форма ногтей. «Господи!» Что теперь?
— Ма. Ты. Где, — произнес Айк на ломаном языке хейдлов.
Девушка перестала петь. Уставилась ему в глаза. Нетрудно догадаться, о чем она думает. Увидев его состояние, пленница решила попытать счастья. Она попробовала шевельнуться, но тело ей не повиновалось.
— Пожалуйста, говори яснее, человек-зверь, — вежливо произнесла она на верхнем диалекте.
Для Айка это в целом прозвучало как «что?». Он попытался еще раз, стараясь не ошибиться в синтаксисе и падежах.
— Где. Твоя. Мама. Быть.
Она фыркнула, и Айк понял, что его слова для нее не больше чем звериное мычание. Девушка все время отводила глаза от его ножа с черным лезвием. Это был вожделенный предмет. Ей хотелось убить Айка.
Он начертил на земле знак, затем другой и соединил их.
— Ты, — сказал Айк. — Мать.
Быстрым движение пальцев она стерла нарисованное. Таков ее ответ. Нельзя говорить о мертвых. Ведь они становятся кем-то или чем-то другим. А поскольку неизвестно, в кого или во что они перевоплотились, разумнее всего о мертвых не упоминать. Айк не настаивал.
Кора, конечно, мертва. А если бы и была жива, он бы ее не узнал. Здесь действуют их законы. Девушка нужна ему для обмена. Такой у него был план. Айк вдруг понял: плот, собранный им из обломков прежней жизни, только что опять разбился.
Настоящая мука — появление дочери, о которой он не знал и которая стала такой, каким чуть не сделали его.
И что теперь — спасать ее? А потом? Хейдлы вырастили ее своей. Она понятия не имеет ни о том, кто она, ни о том, из какого она мира. А если честно, то Айк и сам не знает. Что же это за спасение?
Айк посмотрел на худую разрисованную спину девушки. С самого начала он обращался с ней как с вещью. Одно хорошо — он ее не избил, не изнасиловал и не убил. «Моя дочь?» — Айк опустил голову.
Разве он может менять свою плоть и кровь — пусть даже на любимую женщину? А если не поменять, Али навечно останется в неволе. Айк пытался разобраться в своих мыслях. Девушка не знает о своем прошлом. Как это ни скверно, но ее жизнь — жизнь хейдлов. Забрать ее отсюда — значит лишить корней, разлучить с теми, кого она любит. А оставить Али?.. Она может и не знать, что он выжил при взрыве и тем более что он ее ищет. А если бы и знала, не сомневался Айк, она бы запретила ему рисковать. И что тогда получается? Получается — он проклят. Все, кого он любил, погибают.
Айк подумывал отпустить девушку, но понимал: это простая трусость. От решения никуда не деться. Нужно его принимать. Или одно, или другое. Он был реалистом и даже не пытался представить, что они могут спастись все трое и зажить счастливой семьей. Так он промучился всю ночь.
Когда девушка проснулась, Айк принес ей завтрак — личинок и клубни — и ослабил веревки. Если она наберется сил, его задача только усложнится; с другой стороны, мучиться за нее угрызениями совести тоже не дело. Он не станет больше морить ее голодом.
Понимая, что она все равно не скажет, Айк спросил, как ее зовут. Девушка презрительно отвернулась. Ни один хейдл не сообщит своего имени рабу. Скоро он снова вел пленницу вниз по тропе, теперь уже медленнее, считаясь с ее усталостью.
Сделанное открытие вконец измучило Айка. После своего возвращения к людям он поклялся, что отныне выбирает только между «да» и «нет». Держись своей заповеди. Отступишь от нее — и ты погиб. Если на вопрос нельзя ответить за три секунды, значит, ответа нет. Теперь самое простое — все бросить и уйти, пока можно. Айк никогда не верил в предопределение. Бог ничего за тебя не сделает, нужно действовать самому.
Теперешняя ситуация опровергала его теорию.
Эта головоломка не давала Айку покоя, и их и без того медленный спуск еще замедлился. Тяжесть, которая на него давила, не имела отношения к глубине — теперь уже одиннадцать миль. Напротив, по мере увеличения давления он получал все больше кислорода и в результате ощущал какую-то неприятную легкость, наподобие той, что испытываешь, спускаясь с вершины. Только теперь лишний кислород в голове вызывал новые мысли и вопросы.
И хотя Айк не мог объяснить почему, он не сомневался, что сам сделал выбор, приведший его к падению. Но какой же выбор сделала его дочь? За что ей выпало родиться во мраке и никогда не видеть ни света, ни настоящего отца, ни своего народа?
* * *Дорога вниз была дорогой текущей воды. Первые дни Али провела с завязанными глазами, слушая, как плещет вода под плавниками тащивших плот амфибий. Потом был спуск мимо маленьких и огромных водопадов. Затем, уже на твердой земле, она шла по перегороженным камнями ручьям. Вода стала путеводной нитью.
