Балтийское небо - Николай Корнеевич Чуковский
Комсомольская бригада, в которой Соня начала работать, уже не существовала. Несмотря на то, что в кольце блокады была пробита лишь узкая брешь и враг по прежнему стоял у самой городской черты, несмотря на всё усиливавшиеся артиллерийские обстрелы, в городе с каждым днем оживали всё новые промышленные предприятия. Вдоль южного берега Ладожского озера, в нескольких километрах от передовой, проложили железную дорогу, и по ней двинулись в город составы с продовольствием и топливом. Сквозь эту же пробитую зимой узкую брешь по заново проведенной линии высоковольтной передачи в город пришел волховский ток. Враг был еще в нескольких километрах от центра города, а город уже жил размеренной трудовой жизнью, дымили трубы, гремели станки. И девушки из комсомольской бригады ушли в мастерские, на заводы, на фабрики.
Но райсовет не отпустил Соню ни на завод, ни на фабрику. В районе надо было восстанавливать водопровод, канализацию, отопительные системы, укреплять железные балки перекрытий, и всюду нужна была сварка. Вместе с группой слесарей, водопроводчиков, кровельщиков Соня работала по заданиям райсовета. Все эти слесари, водопроводчики, кровельщики были девушки чуть постарше Сони и мальчики чуть помоложе ее. И среди них Соня пользовалась особым почетом, потому что сварщик — это человек, имеющий дело со сложной аппаратурой, не то что просто водопроводчик или кровельщик.
Работать им приходилось очень много — от зари до зари, без выходных дней. Но они трудились с увлечением и жаром молодости. Труд радовал их, потому что польза, которую они приносили, была несомненна и наглядна. Они ликовали, когда в результате нескольких недель их упорного труда, поисков, сомнений, размышлений, надежд в целом блоке громадных опустелых зданий вода начинала подниматься по трубам. Какое счастье делать мертвое живым, разрушенное заставлять снова служить людям!
Чем дольше занималась Соня сваркой, тем больше она ею увлекалась. Вначале увлечение ее было внешним: очки, огненные брызги, таинственный голубоватый свет. Но, работая, она мало-помалу знакомилась с металлом, и оказалось, что металл куда занимательнее и огненных брызг и голубоватого света. Ничего она прежде не знала о металле, не догадывалась, как он разнообразен и многосложен. Неподатливый, твердый, тяжелый, он и мягок, и гибок, и послушен, если знать его тайны. Тайн его Соня не знала; у нее было только несколько элементарных практических навыков. А ведь существует огромная область человеческой деятельности — металлургия. Вот что следует изучать. Нужно посвятить металлам всю свою жизнь, как дедушка посвятил всю свою жизнь рекам и озерам.
— Тебе пока ничего не надо решать, — сказала Антонина Трофимовна. — Тебе надо сначала школу кончить. Верно, прошлый год было не до школы. Но то время прошло, теперь даже твой Славка учится.
— Да ведь я на работе, Антонина Трофимовна. Разве можно сейчас работу бросить?..
— Надо подумать, — сказала Антонина Трофимовна. — Что-нибудь выдумаем. Я поговорю…
Антонина Трофимовна продолжала работать в райкоме партии, и отношения между нею и Соней оставались такие же, как были в бригаде. Соня при всякой возможности забегала к ней в кабинет поговорить. Иногда она встречалась там со своими подругами по бригаде, которые, подобно ей самой, никак не могли отвыкнуть решительно всё выкладывать Антонине Трофимовне.
Прошло несколько дней, и Антонина Трофимовна сказала Соне:
— Ну вот. Сама заниматься сможешь?
И, не дожидаясь ответа, продолжала:
— Дети не умеют сами заниматься. Это только взрослые умеют, и то далеко не все. Большая воля нужна. Будешь работать и учиться. Можешь подготовиться сама? Сдать за десятый класс?
— А как же время?
— Время тебе дадут, я договорилась и за этим прослежу.
— Вот математика… Мне трудно будет самой в математике разобраться…
— Какой же ты без математики металлург?.. Ну, разобраться в математике я тебе помогу. Перед войной я у нас на ниточной фабрике трех девочек по алгебре подготовила. Сдали за десять классов… Будешь забегать ко мне. Если днем буду занята, вечером придешь, после десяти…
Так Соня стала учиться. Антонина Трофимовна помогла Соне достать учебники и составила для нее программу занятий. К программе был приложен ею же составленный подробный график — сроки, к которым Соня должна была овладеть отдельными частями программы. И Сонина жизнь была поделена теперь между сваркой и учебниками.
Ей постоянно не хватало времени, особенно вначале. Люди, распоряжавшиеся ею, сочувствовали ее стремлению учиться и хотели бы ей пойти навстречу, но работа ее была необходима району.
После неоднократного вмешательства Антонины Трофимовны в конце концов пришли к такому решению: Соня найдет и обучит для себя сменщицу, и когда та овладеет мастерством автогенной сварки, они будут работать поочередно.
Во время работы у Сони всегда была какая-нибудь помощница. Порой ей давали даже двух помощниц, и Соня чувствовала себя настоящей начальницей. Когда-то Соня была сама помощницей у того мальчишки, который научил ее искусству сварки, и, помня о нем, всегда старалась передать своим помощницам все свои знания и навыки.
С помощницами ей долго не везло. Сначала ей попадались девушки, которые нисколько сваркой не интересовались и испытывали непонятный ужас перед горелкой сварочного аппарата. Но потом Соне стала помогать девушка ее лет, которую звали Тонечкой. Шутили, что она Тонечка потому, что такая тоненькая. Она действительно была необычайно тонка, невелика ростом и на вид казалась двенадцатилетней. Следы долгого голодания лежали на ее маленьком бескровном личике, — она больше полугода пролежала в постели, и все считали, что она уже больше не встанет. Но она встала, поступила на работу, и ее тоненькие, детские ручки оказались на редкость проворными и цепкими. Сварку она считала благородным, увлекательным занятием. Она с радостью и благодарностью согласилась учиться, чтобы стать Сониной сменщицей.
Учить Тонечку Соне пришлось в условиях довольно трудных: они работали в деревянной люльке, подвешенной снизу к арке моста, поврежденного немецким снарядом. Люльку раскачивало ветром, под нею стремительно проносились стрижи; река внизу, только что освободившаяся ото льда, казалась глубокой, бездонной. У Сони кружилась голова, мутнело в глазах, ее безотчетно страшила пустота под тонкими досками, на которых она находилась вместе со своим громоздким, тяжелым аппаратом. Сонин голос срывался, движения становились неуверенными, мысли разбегались; а между тем нужно было работать и всё объяснять Тонечке и, главное, не обнаружить перед нею
