Покер пятого курса - Александр Георгиевич Шишов
Для начала совершенно неожиданно пропала наша взлохмаченная игранная и переигранная колода. Один из них услужливо сходил в галантерейный магазин и купил новую. А на самом деле – две новые, одинаковые колоды из одной партии товара.
Вечером, позавчера, когда пропала старая колода и была куплена новая, мы, помнится, не играли – рано легли спать. У них было достаточно времени её спокойно подготовить или, как говорят в мире карточных шулеров, «зарядить».
Вчера мы сыграли не боле трёх-четырёх кругов новыми картами. Они оставались такими же новыми и чистыми, а затем упал и разбился стакан.
Сдавать должен был один из них, и пока мы убирали осколки, одна колода ушла под матрас, а вторую, «заряженную», они незаметно достали для игры. Стакан, конечно, это их работа. Даже если бы он не разбился, то всё равно – удачный отвлекающий маневр. Шум, разлитый чай, сладкий липкий пол. Всё рассчитано верно.
А вот колоду под матрасом забыли. Или нет, не забыли. Мы встали поздно, вот они и решили не испытывать судьбу. Не беспокоить мерно посапывающего, как принцесса на горошине, Манюню и не вытаскивать из-под него вторую, злополучную колоду. Думаю, что вид пропущенных сквозь прутья спинки длинных ног с пятидесятым размером обнаженных ступней призвал их к благоразумию.
Далее мы убрали осколки и расселись. Давал ли заочник игроку справа снять колоду после мнимой перетасовки карт, никто не помнил. Этот ритуал был у нас не обязательным. Значит, не давал.
Колоду они подготовили таким образом: каждая нужная пятая карта доставалась одному из них – играющему. А первая, шестая, одиннадцатая и так далее – мне. Почему мне? Потому что кто-то из наших всегда сидел слева от их сдающего. Этим слева, к несчастью, я и был. Себе они сдали «флэш-рояль» сразу с двумя джокерами, чтобы исключить какие-либо варианты у нас, а мне сдали «тройку». Вот тут не совсем понятно, или они хотели сдать «каре» и просчитались, или заметили наш подстольный бильярд и оставили открытой возможность подкинуть мне четвёртого туза. Но это слишком умно и коварно. Похоже на то, что попросту случайно недодали.
Если бы я получил «тройку», и мы играли честно, то я бы ушёл в пас и ничего не проиграл. Это если бы мы играли честно. Но, увы, дамы и господа, мы жульничали.
Далее все понятно, они меня зацепили и начали поднимать до предела наших возможностей. Они могли выиграть ещё проще, увеличив банк после своих ста, и тогда я был бы вынужден уйти в пас, но, видимо, денег больше не подготовили, ведь мы могли перед игрой и оговорить лимит, а это, как обычно, двадцать пять рублей, выше мы никогда не играли.
Технология процесса стала ясна.
Но не это возмущало. А то, что нас, таких умных и находчивых, крученых и сообразительных городских мальчиков, в конце концов, одесситов, обманули, нагрели, обвели вокруг пальца, надули, развели, как сладкую, простые хлопцы из украинской глубинки. Вот наглядный пример того, как стирается грань между городом и деревней.
С одной стороны, такое унижение оскорбляло, а с другой – у меня совершенно неожиданно исправилось настроение. Даже повеселел.
«Это значит, – радовался я своему новому открытию, – что влияния извне высших сил тут нет. Значит, всё-таки, мы сами творим свою судьбу и в ответе за всё, что совершаем. И нет никакого зловещего рока, звучащего в ушах бетховенской темой судьбы. Существует только один рок – музыкальный, во всём своём эстрадном ритмичном многообразии».
Мы ж идеологически подкованные, идейно воспитанные люди. Меньше месяца тому назад сдали госэкзамен по научному коммунизму. А на втором курсе экзамены по философии диалектического и исторического материализма. Навсегда засело в памяти – материя первична, сознание вторично. За один вечер атеизм не пропьешь и не проиграешь.
И, как мантру, повторяя:
«Материя первична, сознание вторично; материя первична, сознание вторично; материя первична, сознание вторично», – я застегнул молнию дорожной сумки.
Обвешенные пакетами и поклажей, зажав под мышками постельные принадлежности, мы дружно пошли расселяться. Выходя последним и бросив прощальный взгляд на опустевшую комнату, я увидел на подоконнике две колоды карт, прощально отблескивающие на солнце одинаковыми рубашками.
«Забыли?.. Или забыть? Быть или забыть? «Вот в чем вопрос. Достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье…»
– А нет здесь ударов судьбы, – громко произнес я, и мне послышалось, как слово «судьбы» гулким эхом прокатилось по пустой комнате.
И про себя добавил:
«Встретились два жулика, и один нагрел другого. Это, дружище, жизнь…
Карл у Клары украл кораллы, Клара у Карла украла кларнет. Ну, всё. Проехали. Нормальная житейская ситуация. Коварство – есть, обман – есть, подлог – тоже есть, а ударов судьбы нет.
Но всё-таки каким-то образом нелёгкая занесла нас в Харьков, а селян в нашу комнату и посадила всех за один стол, где они нас обыграли в игру, которая, как мне казалось, новая и редкая? А что скажет по этому поводу теория вероятности? Умалчивает… А теория случайных блужданий?»
Положив свои вещи на матрас ближайшей кровати, я выглянул в коридор. Никого не было. Взял с подоконника две абсолютно одинаковые колоды и, сложив их в одну большую, тщательно перетасовал. Затем, разделив примерно на две равные части, крадучись вышел в коридор и с повадками диверсанта, устанавливающего мины замедленного действия, разложил беспорядочно сложенные карты по выдвижным ящикам двух ближайших буфетов.
– Подарок аспирантам, – приговаривал я, действуя тихо и осторожно, – подарок судьбы.
Наконец, покинув аспирантский отсек, я последним доплёлся до нового жилья.
– Жаль, новоселье отметить не на что, – посетовал я, осмотревшись.
– Да, жаль, – согласился Шура.
Спустя несколько тяжёлых вздохов, он мечтательно добавил:
– У кого-то сегодня обязательно должен быть день варенья.
– День варенья, – повторил я и задумался.
«День варенья» – отличное название для следующего репортажа из харьковского общежития.
