Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид
— Ну, в неизвестности я останусь не долго. Велите, пожалуйста, сержанту собрать людей к четырем часам утра.
И я поспешил разыскать палатку Блоссома, которую и нашел в каучуковой роще, недосягаемой даже для самых крупных орудий Вера-Круца. Сам майор восседал в широком кресле красного дерева, «позаимствованном» с одного из соседних ранчо. Быть может, кресло это никогда не заполнялось так плотно, как заполнил его своим обширным туловищем теперешний владелец.
Попытка дать подробное описание майора Блоссома была бы совершенно безнадежна. На это потребовалась бы целая глава.
Чтобы дать читателю некоторое представление о майоре, лучше всего будет просто сказать, что это был крупный, толстый и красный человек, известный среди офицеров под кличкой «ругателя». Никто во всей армии так крепко не любил удобства, как майор Блоссом, и никто в армии так крепко ненавидел всяческие неудобства, как тот же майор Джордж Блоссом. Он ненавидел мексиканцев, москитов, простых и крупных, скорпионов, змей и всех прочих нарушителей своего покоя и комфорта, а «высокий стиль», в каком он выражался обо всех этих своих врагах, обеспечил бы ему завидное положение в любой разбойничьей шайке.
Майор Блоссом был квартирмейстером во всех смыслах этого слова, ибо ни одному человеку во всей армии, не исключая и самого главнокомандующего, не требовалось такой обширной квартиры, как толстому майору. И если многие более храбрые и опытные офицеры были ограничены уставными двадцатью пятью фунтами багажа, то личный багаж майора Блоссома, включая и его собственную особу, занимал целый обоз…
Когда я вошел в палатку майора, он сидел как раз за ужином. Накрытый перед ним стол резко контрастировал со всей той пищей, которой жила остальная армия.
Здесь не было ни пайковой свинины, скрипящей на зубах песком, ни заплесневелых сухарей. На дне майорской чашки кофе не оставалось ни песка, ни камешков. Нет, дело обстояло как раз наоборот.
Блюдо семги, половина холодной индейки, нарезанный тонкими ломтиками язык и нежная ветчина — таков был ужин майора. Изящный французский кофейник с чистейшим мокка сверкал на столе, и майор время от времени наполнял из него свою чашку. Тут же, с правой руки, стояла бутылка водки, тоже помогавшая квартирмейстеру справляться со своей порцией.
— Майор Блоссом, если не ошибаюсь? — сказал я.
— Это я, — произнес майор между двумя глотками. Ответ был так отрывист, что показался мне одним слогом.
— Я получил приказ явиться в ваше распоряжение, сэр!
— Ах, плохо дело! Плохо дело! — воскликнул майор и, конечно, прибавил крепкое словцо.
— Почему же, сэр?
— Скверное дело, опасная работа! Не могу понять, почему это посылают именно меня.
— Я пришел, майор, узнать, какая работа нам предстоит, чтобы отдать соответствующие распоряжения своим людям.
— Работа очень опасная.
— В самом деле?
— В каждом кусте — тысячи отчаянных головорезов. Им придушить человека все равно, что плюнуть. Эти желтые черти хуже, чем… — и майор-ругатель снова пробормотал нечто неудобопроизносимое.
— Не могу понять, почему они выбрали именно меня! Ведь есть и Майерс, и Вэйн, и Вуд, и все они по объему вдвое меньше меня. Есть, наконец, это воронье пугало Аллен… Но нет, генерал непременно хочет, чтобы убит был я! И к чему посылать меня на расстрел в чапараль, когда я и так скоро издохну от этих поганых сороконожек? Чтоб этому чапаралю… — И майор еще раз разразился совершенно непередаваемым букетом.
Я видел, что прерывать его, пока не пройдет первый взрыв негодования, было бесполезно. Главная часть майорских проклятий обрушивалась на кусты и чапараль — я и заключил, что нам придется отойти от лагеря на некоторое расстояние. Но больше мне так ничего и не удалось понять, пока брань майора не приняла характер упорядоченной композиции, которая через несколько минут и была доведена им до благополучного конца. После этого я возобновил свои расспросы.
— Нас посылают в глубь страны за мулами, — отвечал майор. — Хороши мулы, нечего сказать! Богу известно, что на десять миль кругом никаких мулов нет, кроме тех, на которых уже сидят желторожие мексиканцы, а таких мулов нам не надо. Добровольцы, черт бы их побрал, распугали все население. Ни пучка сельдерея, ни одной луковицы не достанешь ни за какие деньги!
— А как вы думаете, долго может протянуться наша командировка?
— Долго?! Не больше дня! Пусть меня волки съедят, если я соглашусь ночевать в чапарале! Слуга покорный! Если мулы не явятся ко мне в первый же день, то посылайте за ними кого-нибудь другого. Вот и всё!
— Значит, приказать солдатам взять провианту на один день? — спросил я.
— На два, на два! Ребята проголодаются, Робертс из стрелкового полка уже побывал в тех краях. Он говорит, что там и кошку нечем накормить. Лучше взять сухарей дня на два. Полагаю, что мы все-таки встретим быков, хотя, по правде сказать, я предпочел бы всем быкам Мексики один — бифштекс в филадельфийском ресторане. Чтоб они провалились, эти быки! Жесткие, как подошва…
— Итак, майор в четыре часа утра я явлюсь к вам, — сказал я, собираясь уходить.
— Нельзя ли немного попозже, капитан? Все эти проклятые мошенники не дают мне спать. Но погодите: сколько у вас людей?
— В роте восемьдесят, но мне приказано взять с собой только пятьдесят.
— Так и есть! Что я вам говорил? Они хотят, чтоб меня убили, они хотят, чтобы старого Блоса не стало! Пятьдесят человек! Боже великий, пятьдесят человек!.. Нечего сказать, хорош будет такой отряд в чапарале!
— Но уверяю вас, пятьдесят моих молодцов стоят сотни…
— Берите всех! Всех, способных носить оружие! Берите трубача, берите всех!..
— Но ведь это значит нарушить приказ генерала, майор!
— Наплевать мне на ваш приказ! Если бы в нашей армии слушались генеральских приказов, вы бы увидели, что бы из этого вышло. Послушайте меня, возьмите всех! Говорю вам, мы можем поплатиться жизнью.
