Николай Коротеев - Искатель. 1977. Выпуск №5
С первых минут встречи в купе Елена Алексеевна мучительно размышляла: почему ей знакомо лицо француза. Она для того сразу и разговорилась с ним, чтоб разобраться. Но лишь в последние дни память упорно стала подсказывать ей: действительно, она видела этого человека, встречалась с ним в лагере австро-венгерских военнопленных еще в шестнадцатом году, до замужества, Тогда она была Леночкой Весниной и под видом дел по заданию Красного Креста передавала военнопленным и большевистскую литературу. Но ведь она могла и ошибиться. Того пленного венгра звали Шандор Доби. «Француз» вида не подавал, будто хоть раз мельком виделся с ней. Может быть, он действительно не помнил ее? Или так надо?
Делиться своими мыслями с мужем она не решилась: у того голова кругом идет от истории с Зарубиным. Никто не мог сказать им — взяли его контрразведчики в Омске, оказался ли он предателем? Дмитрий не утверждал, но и не отвергал до конца возникших у обоих подозрений. Возможно, он щадил ее…
Нервы Елены сдали. Она не спала толком третью ночь. А мужчины спали.
…В дверь купе легонько поскреблись. Она поднялась. Осторожно, бесшумно выскользнула в коридор. Увидела Зарубина, его изуродованное побоями лицо. Голос — дрожащий, жалобный:
— Елена Алексеевна… «Меня встречает Анна Петровна»
… Это был отзыв на пароль Дмитрия: «Вас никто не встречает в Екатеринбурге, господин Клеткин?»
— Что с вами? — Елена не могла оторвать взгляда от рас пухшего от побоев лица.
— Помогите мне… Идемте, идемте… Здесь увидят.
Она, не входя в купе, сняла с вешалки шубку, накинула, схватила муфту. Вышла. Зарубин уже стоял у выхода из вагона. Она пошла за ним. Тупо соображая: «Что же я делаю?».
По тому, как Зарубин рывком отодвинул дверь тамбура, Елена Алексеевна почувствовала неладное. Страх сжал сердце, сперло дыхание, а ноги отяжелели.
— Идите… идите… — настойчиво подталкивал ее Зарубин.
Из дверного проема ей в уши ударил грохот колес, лязг буферов; студеный промозглый ветер обдал лицо, душный запах паровозного дыма и холод перехватили дыхание.
«Вернуться… Немедленно вернуться! — встрепенулась она. — Какая глупость! Как я могла!»
Елена Алексеевна подалась было назад, но Зарубин грубо подпихнул ее. Она уперлась руками в косяки. Тогда Зарубин вытолкнул ее на лязгающую металлическую площадку между вагонами.
— Я закричу! Пустите! Пустите меня! — Елена Алексеевна отталкивала от себя Зарубина.
— Не закричите… Пароль? Адрес в Екатеринбурге, к кому вы едете?
Зарубин припер Елену Алексеевну, к решетке ограждения меж вагонами.
— Быстро! Пароль? Адрес?
— Прочь! Негодяй! Я ничего не знаю!
— Знаешь. Меня припомнила. Откуда известен мой отзыв? Может, и про Митрофана Евдокимовича не слышала?
— Я шла помочь… Вы ранены…
— Говори! А то под колеса скину! Ну!
Резко повернув ее за плечи, Зарубин заставил Елену глядеть вниз. Там в снегу темнела полоса рельсов. И грохот, грохот разболтанного состава, лязганье буферных тарелок, металлической площадки под ногами. Меж перилами ограждения оставалось значительное пространство. Елена чувствовала, что ее подталкивают туда. Она попыталась оттолкнуть Зарубина. Дернулась что было сил. Бесполезно. А ему было приятно сознавать: жуть и предсмертная тоска охватили его жертву. Много времени и упорства затратил он на разгадку связного из Москвы, чтобы отказать себе в удовольствии, в торжестве палача.
Елена Алексеевна хотела вытащить спрятанные в муфту руки, и тут под пальцами оказался браунинг.
«Молчит… — быстро соображал Зарубин. — Точно — ОНИ! Другая бы на ее месте вопила благим матом, в обморок шлепнулась. Их повадки!»
Прикосновение к прохладному и как бы чуть маслянистому металлу оружия вернули Елене самообладание. Для нее перестали существовать ветреная студеная ночь, грохот и лязг, безжалостный бег земли и стали там, внизу, куда она может ухнуть в следующее мгновение. Для нее стало очевидным гораздо более страшное.
«Провал! Зарубин — провокатор!» Признав его, признав отзыв на пароль, она нехотя выдала тайну связного!
Зарубин рывком повернул Елену к себе. Схватив за плечи, стал бить головой о вагон:
— Говори, красная сука! Пароль? Кто встречает в Екатеринбурге?
«Как же я не догадалась никого разбудить… Пошла одна!»
И Елена выстрелила, не вынимая браунинга из муфты. Зарубин взревел. Но у него было еще достаточно сил, и он пропихнул ее меж решетками заграждения.
Она широко отступила, ощутила под ногой вихляющийся буфер.
Выстрелила еще раз…
Ночь, ветер, лязг и стук колес.
Она выстрелила снова.
Клешни Зарубина разжались.
Елена качнулась ближе к вагону, схватилась за лесенку, ведущую на крышу. Но Зарубин мотнулся к ней, толкнул. Нога Елены соскользнула с буфера.
Последнее, что она успела увидеть, — Зарубина, словно переломленного пополам. Он безжизненно свесился через решетку ограждения.
Все, что она могла сделать, сдержать крик, крик ужаса, предсмертный крик.
Часовой остался за дверью.
Буров шагнул в кабинет. Навстречу ему поднялся коренастый, широкогрудый, постриженный ежиком командарм:
— Две радости сразу, товарищ Буров! Взяли Бузулук и объявились вы! — Фрунзе крепко пожал ладонь Дмитрия Дмитриевича, — Извините, что пришлось несколько часов подержать вас в «холодной». Надо было проверить ваш мандат. Ведь вы должны были перейти фронт в Пермском направлении.
— Так получилось…
— Как говорят — что бог ни делает, все к лучшему. Нам очень нужны сведения о колчаковцах в их тылу. Особенно что творится на железных дорогах. Мы начали наступать серьезно. Пройдемте к карте.
Они проговорили долго, О пропускной способности Самаро-Златоустовской дороги. Но она еще не все решала. В глубоком тылу — в Омске и Томске, Новониколаевске, Красноярске и дальше до Дальнего Востока действия партизан наполовину уменьшали возможности колчаковцев перебрасывать войска, боеприпасы.
— Да вы, я гляжу, полка стоите! — воскликнул Михаил Васильевич.
— Согласитесь, «полку» неплохо бы выпить стакан чаю.
— Мы с вами его честно заработали, Дмитрий Дмитриевич! По стакану отличного чая с сахаром. Или вам это неудивительно?
— Как когда. Я ведь и поклон вам привез, — проговорил Буров, потирая пальцами лоб. — От Постышева.
— От Павла?!
— Партизанит. Большой отряд. На Амуре хозяйничает. Флотилия у него лодочная. И пароход отбили. Дорогу тревожит.
— Командует?
