Пьер Бенуа - Дорога гигантов
Совершенно растерянный, беспомощно разводя руками, стоял я в каюте. Никогда еще француз, высаживающийся в Англии, не интересовался так мало английскими порядками, которые имели за два последних века такое влияние на наших либералов. Вероятно, пришло время пересмотреть вопрос об этом влиянии.
***Данное мне г-ном Терансом расписание было совершено точно, и мне надлежало лишь всецело им руководствоваться. Переходы, отели, пересадки в поездах, — все это он предусмотрел и точно установил. По мере того, как мое путешествие продолжалось, страхи мои успокаивались. Быть может, я тревожусь понапрасну. Ни в поезде, везшем меня из Саутчемптона в Фишгуард, ни на пароходе, привезшем меня в Корк, я не заметил — хотя и внимательно приглядывался — ничего, что напомнило бы мне о саке д-ра Грютли и об его красных ботинках. С какой стати думать, что весь мир занят только ирландскими делами? Д-р Грютли в это время, наверное, уже в Оксфорде или в Кембридже, еще вероятнее — в Глазго, где, после 1910 года, завещание Александра Флеминга позволило учредить кафедру гаэльской литературы, и кафедра эта по праву пользуется высокой репутацией.
И все-таки должен сознаться: все те чувства, которые я думал испытать, вступив на ирландскую почву, — тонули в боязни встретиться со страшным профессором. Скоро я имел возможность убедиться, что страхи мои были не напрасны. В Маллоу, где оставляют линию Корк — Дублин, чтобы ехать в Трале, мне пришлось переменить вагон. Я стоял уже на ступеньке того отделения, которое выбрал себе, — и вдруг отпрянул назад: я заметил чемодан доктора, этот ужасный чемодан из коричневой парусины. Было совершенно ясно, что доктор едет в Маллоу, и он отправляется к графу д’Антриму — это несомненно. Приходилось быть готовым к тому, что вот сейчас он вырастет перед моими глазами.
Я взял свой багаж, пересел в другое отделение и заперся в нем. Стал оттуда следить за платформой. На ней было человек пятнадцать. В ожидании отхода поезда эти люди ходили взад и вперед, чтобы согреться, потому что погода была, хотя и очень ясная, но холодная.
Я разглядел двух священников, несколько крестьян, несколько женщин, солдата королевской ирландской полиции, наконец, еще трех или четырех господ. Я силился угадать, кто из последних — мой лозаннский соперник, но тут возвестили, что поезд отходит, и все пошли к вагонам.
Д-р Грютли был маленький толстенький человечек, конечно, в очках; по-видимому, он боялся простуды: на нем было несколько жилеток, одна сверх другой; зеленоватая фетровая шляпа надвинута на выпуклый лоб. Он красив, но не изящен. Но круглое его лицо было не лишено приятности.
«В конце концов, — думал я, — ничто не позволяет мне с уверенностью предполагать, что он только тем и будет заниматься, что экзаменовать меня по части кельтских слов и корней. Да если бы он и вздумал, я имею же полную возможность не отвечать ему. Французская наука не будет посрамлена этим гельветским карапузом».
Мне был нужен воздух. Я опустил стекло в отделении, облокотился, переходил к другому окну, опять возвращался к первому, чтобы получить возможно полное впечатление от пейзажа. Пейзаж этот, под серым перламутровым небом, был, как я и ожидал, дик и скромен.
Поезд въехал в ланды Керри, пересеченные торфяными болотами и прудами, над которыми носились, как-то особенно четко в них отражаясь, водяные птицы. Ветер продувал насквозь вагон, открытый, как труба, и оставлял в нем запах вереска. Меня охватило и затем уже не оставляло воспоминание о прелестной девочке, к которой мчал меня поезд. Перед лицом строгой красоты мест, по которым он несся, я стал понимать, что лишь теперь узнаю, что такое Антиопа... Антиопа! Я вслух повторял это имя, чтобы лучше связать ее образ с образом ее родины.
Выкрикнули название маленькой станции:
— Килларней.
И я почувствовал, что это славное имя волнует меня потому лишь, что оно связано с нею. Чем скорее поезд минует тебя, Килларней, тем скорее буду я подле нее... Увидать ее? Меня начинало брать сомнение. Уверен ли я, что, по крайней мере, увижу ее? Странность моего поведения за эти две недели была поистине изумительна.
«Вы сказали, что я найду приют у графа д’Антрима? — небрежно спросил я у господина Теранса. — Не тот ли это граф д’Антрим, которому я когда-то имел честь быть представленным, около 1894 года, в Э-ле-Бене?» — Старик посчитал на пальцах и ответил: «Да, это он». — «У него была тогда дочь, лет тринадцати, она так шумно резвилась в садах Виллы цветов». — «Она и теперь существует, — сказал господин Теранс со своей обычной серьезностью, — и возраст ее вы помните очень хорошо: графине Кендалль теперь должно быть тридцать пять». — «Графиня Кендалль, сказали вы?» — «Да, мисс Антиопа вышла замуж, шесть лет назад за лорда Бакстера, графа Кендалла». — «А... граф д’Антрим живет вместе со своими детьми?» — «Они жили с ним в его замке Денмор, на северном берегу Ульстера. Но после смерти лорда Бакстера...» — «Леди Бакстер овдовела?» — «В июне 1914 года. Она имела несчастье потерять в этот день своего супруга, он погиб при автомобильной катастрофе, сама она спаслась только каким-то чудом... С тех пор она покинула замок Денмор, слишком напоминавший о пережитой трагедии, и переехала вместе с отцом в Мюнстер, в трех верстах от Трали, в замок Кендалла, полученный ею в наследство от супруга. В этом замке вы и будете поселены; я очень рад, что вы дали мне возможность познакомить вас с этими подробностями, потому что, выражаясь вполне точно, вы будете гостями графини Кендалль, а не графа д’Антрима. Впрочем, это совершенно безразлично, ввиду той дружбы, которая связывает отца и дочь, и ввиду той безграничной преданности, с которой графиня относится к делу свободной Ирландии».
Таковы подробности, сообщенные мне, по его собственному почину, г-ном Терансом. Понятно, я не рискнул расспрашивать дальше, чтобы не возбудить недоверия. И потом, разве не было пока совершенно достаточно и тех сведений, которые он сообщил?
***В Трали, в скромной гостинице, я съел яичницу с ветчиной. Поезд отходил через два часа, и он должен был везти нас еще несколько миль — до станции, где прекращалось мое путешествие. Я вернулся на вокзал за десять минут до отхода поезда и остановился у книжного киоска на вокзале, чтобы купить несколько газет. Когда я расплачивался, подошел д-р Грютли. Я не хотел подать виду, что избегаю его. Филолог повертел в руках несколько книжек в очень пестрых обложках. Наконец, остановил свой выбор на «Она» Райдера Хаггарда, английском романе, которого нельзя не знать. Потом оба мы вошли в свои отделения.
На станции, о которой я только что упоминал, и где мы сошли, мы оказались на платформе только вдвоем. Становилось слишком трудным игнорировать моего спутника.