Луи Буссенар - С Красным Крестом
Мне, должно быть, дали чего-нибудь усыпительного, подумала она, оглядывая большую комнату, из которой устроила себе спальню, и тут же упала совсем одетая на кучу циновок, завернулась машинально в шелковое одеяло и почти сейчас же уснула.
Через некоторое время, продолжительность которого невозможно было определить, она проснулась. Голова была тяжелой, во рту горело, и тело все было как будто налито свинцом. В этом состоянии молодая девушка не узнала знакомых предметов, украшавших ее комнату.
Горящая лампа освещала мрачные стены, лишенные тех ярких обоев, которые так любят жители Востока.
Фрикетта подумала: «Я в бреду! Ужасные сцены подействовали на мой рассудок!»
Она стала двигаться, потягиваться и даже ущипнула себя, чтобы убедиться, что она не спит, потом вдруг вскрикнула от удивления и ужаса.
Около нее был кто-то, тут, совсем близко.
То был мужчина в странном и живописном костюме королевского воина: в железной каске в виде повязки, над которой поднималась красная конская грива, кольчуге, облегавшей стан, руки и шею, наколенниках, тоже из железа, заканчивающихся высокими гамашами.
Этот человек, вооруженный саблей, кинжалом и копьем, холодно смотрел на нее своими маленькими черными, косо расположенными глазками, сверкавшими зловещим блеском.
Фрикетта была в плену.
Она мгновенно поняла ужасную истину, и холодный пот выступил на ее теле.
Ее похитили из ее комнаты во время этого искусственно вызванного сна; ее отнесли в это подземелье, запертое со всех сторон, и теперь она была одна, без защиты, во власти врага, беспощадную жестокость которого она слишком хорошо знала.
Одно слово сорвалось у нее с губ:
– Тогакутосы! Я погибла…
При этом слове у солдата мелькнула гримаса, которая должна была изображать улыбку, придавшая его лицу выражение хищного зверя, почуявшего добычу.
Фрикетта посмотрела на него более внимательно, и ей показалось, что она узнает в нем одного из офицеров личной гвардии короля, одного из тех, кому Ли-Хун оказывал наибольшее доверие.
Видя, что она совсем проснулась, человек, до тех пор неподвижно сидевший на бамбуковой табуретке, встал, сделал несколько шагов и рукояткой своего копья три раза равномерно ударил в дверь.
Потом он снова сел и замер в одной позе, как статуя.
Через несколько минут дверь отворилась, и Фрикетта увидела незнакомца в длинной темной одежде, который вошел, неся поднос.
«Вот как, – подумала она, немного успокоенная, – они хотят дать мне есть! Может быть, мне ничего не сделают плохого и я отделаюсь одним страхом».
Вошедший поставил свой поднос на маленький столик и жестом указал на него Фрикетте. На подносе стоял сосуд, полный какой-то жидкости светло-желтого цвета, лежал кинжал и тонкий красный шелковый шнурочек, который извивался как коралловая змея.
Фрикетта ничего не понимала.
Незнакомец сказал ей несколько слов, которые заставили ее содрогнуться от ужаса и негодования.
Он говорил по-латыни!.. Да, но на той исковерканной латыни, на которой католические миссионеры преподают в своих школах французский катехизис.
– Puella damnata a fratribus morietur (осужденная своими братьями девушка умрет).
– О, негодяй!.. Презренный… предатель! – проговорила возмущенная Фрикетта.
Пришедший продолжал своим беззвучным, точно фонограф, голосом:
– Mors ejus erit volontaria… utet aut veneno, aut cultro, aut laquoeo (смерть ее будет добровольная… она может употребить яд, кинжал или петлю).
– Вот как! – воскликнула Фрикетта. – Мне предоставляют самой выбрать вид смерти! Увидим…
Довольный, что его поняли, необыкновенный латинист ждал в ответ слова согласия; Фрикетта же высказала ему прямо свое негодование на такой же кухонной латыни.
– Это ты, христианин, окрещенный миссионером… ты, пользовавшийся его доверием и обманывавший нас своею набожностью? Я хорошо знаю тебя, негодяй, тебя, предавшего, как Иуда, и учителя и Господа!.. Ты хуже тех злодеев, которые пользуются тобой.
На это горячее восклицание негодяй иронически засмеялся и возразил:
– Прежде всего я принадлежу к тогакутосам! Что мне за дело до Бога западных варваров, мне, сохранившему в глубине души веру своих отцов. Я сделал вид, что принял твою веру, только для того чтобы обмануть вас всех, проклятых чужестранцев!.. Однако, девушка, пора и умирать!.. Выбирай средство и знай, что час твой настал, ничто не может спасти тебя.
– А если я не хочу?
– Ну так ты погибнешь от голода в этой тюрьме, дверь которой никогда не откроется перед тобой.
С этими словами он вышел и крепко запер за собой тяжелую дверь, оставив бедную Фрикетту наедине с ее сторожем, безмолвным существом, пристально смотревшим на нее своими глазами змеи.
Собственно говоря, она была взбешена может быть даже более, чем испугана.
Сначала ей пришла мысль схватить кинжал, броситься на солдата и всадить ему клинок в горло… Да, это было бы хорошо, но что потом?.. Кроме того, человек он был, по-видимому, сильный, и кольчуга делала его почти неуязвимым. С другой стороны, если он и умрет, то каким образом выйти, не попав в руки стражи, которая ее тотчас изрубит?..
Между тем она чувствовала на себе этот пристальный, тяжелый до болезненности взгляд.
Она хотела противодействовать и спросила себя:
– Что вообще делает здесь этот истукан? Может быть, ему поручено воспрепятствовать всякой попытке бегства с моей стороны?.. Должен ли он в назначенный момент меня прихлопнуть, чтоб подумали, что я добровольно рассталась с жизнью?.. Ну, посмотрим! У меня есть оружие, и я не дам зарезать себя, как цыпленка.
Медленно подняла она свои ресницы, до тех пор опущенные, и устремила пронзительный взгляд на корейского солдата.
Воин не опустил и не отвел глаз, но продолжал спокойно смотреть на нее с угрюмой неподвижностью жабы.
Фрикетта сказала себе:
– Может быть, он намеревается загипнотизировать меня? Это было бы интересно.
Так прошло несколько долгих минут. Фрикетта собрала всю свою волю и энергию и магнетизировала его. Проникая до глубины зрачков солдата, она говорила себе:
– Ну, мой милый, ошибаешься же ты, если думаешь меня смутить… Я смотрела на тигра не моргнув!..
От усталости ли или от нравственного воздействия, он два или три раза подряд закрыл глаза, и лицо его сморщилось.
Если бы не серьезность обстоятельств, Фрикетта сделала бы ему рожки и расхохоталась.
«Боже, какой он урод!» – подумала она, не спуская с него глаз.
Страшно долгим показалось ей время; она уже спрашивала себя, чем кончится этот странный поединок, когда черный взгляд воина дрогнул и, казалось, помутился.
«Неужели он спит?» – подумала Фрикетта.
