Сергей Наумов - Время талых снегов
Зачернели осыпи на склонах. Горы, поросшие пихтой и лиственницей, надвинулись косыми парусами скал.
Астальцев всматривался в скалы в надежде обнаружить забытую старательскую тропу, как вдруг увидел на снегу цепочку следов. След вел из распадка, пересекал поляну и обрывался в густом пихтаче.
Сомнений не было: здесь прошел человек. Кто он? И почему прячется в пихтаче? За те секунды, что Астальцев обдумывал, кто бы мог спрятаться в тайге, вертолет проскочил добрую сотню метров, и когда Андрей тронул пилота за плечо и спросил: «След видел?» — внизу возникла черная лента реки, еще нескованная морозом.
Пилот развернул машину. Но сколько ни вглядывался теперь Андрей в склоны, следов не обнаружил.
— Померещилось, может, — сказал пилот и постучал костяшками пальцев по приборной доске, — горючее на исходе.
— Высаживай меня здесь, — тихо сказал Астальцев, — автомат я у тебя заберу. На заставе скажешь: в квадрате сорок три обнаружен неизвестный. Пусть высылают тревожную группу.
— Пурга скоро...
— Потому и схожу на промежуточной. Давай. Начнется пурга — след пропадет.
С дальних холмов набегали тени. Таежный низовой ветер заметал следы.
Нарушитель казался хрупким рядом с огромным, плечистым Астальцевым. Его лицо с узкими в щелочку глазами было усталым и злым.
Тайга, укутанная в подвижную студеную дымку, гудела. Воздух походил на мутное стекло.
Люди шли быстро. Но пурга обогнала их. Она задержалась и теперь тоже спешила.
— Я геолог. Заблудился. Наша экспедиция работает на побережье, — в который раз повторял задержанный. — Вы будете отвечать. Моя фамилия Кротов.
— Пусть так, — откликнулся Астальцев, — на заставе отогреетесь. Если геолог — пришлют вертолет.
Андрей не был уверен, что задержал нарушителя. Документы у Кротова были в порядке.
Астальцева насторожило то, что человек забрел в пограничную зону и был вооружен. Макаровский пистолет он увидел под мышкой, когда приказал задержанному расстегнуть полушубок. Пистолет висел на ремне в новенькой кобуре.
В том, что у геолога оказалось оружие, не было ничего удивительного. В тайге без него нельзя. У Кротова имелось разрешение на пистолет. Другое дело, где и как он его носит.
Тропа потянулась в гору. Все чаще встречались поваленные истлевшие ели и пихты. Самый опасный участок дороги. Склон был изрыт падающими сверху камнями и обрывался пропастью. Плитки сланца лежали на нем, как панцирь.
Внезапно задержанный сел.
— Больше не могу, — прохрипел он, — отдохнем.
Астальцев и сам видел, как устал Кротов. Дышал он тяжело, глотая воздух шумно, с присвистом.
— Вставайте. Пройдем склон — отдохнем, — сказал пограничник, вскидывая автомат.
— Нет. Здесь... Я больше не могу. Можете стрелять...
Астальцеву хотелось проверить тропу. Снег замаскировал опасные участки. Но для этого нужно обойти задержанного. Тропа узкая.
«Геолог, а ходить в тайге не умеет», — мелькнуло у Андрея.
Кротов сидел, уткнувшись головой в колени и, казалось, ни на что не обращал внимания.
Астальцева успокаивали связанные руки задержанного. Но это и беспокоило пограничника. Если Кротов поскользнется и упадет на склон, погибнет наверняка.
Нужно протоптать ему дорожку в снегу, пусть идет след в след.
Андрей осторожно двинулся вперед, обходя Кротова, сидящего на тропе, слева по склону.
Едва Астальцев поравнялся с нарушителем, тот внезапно повалился на спину и ударил пограничника ногами в живот.
Андрей упал на присыпанную снегом поверхность и медленно стал сползать вниз вместе с грудой внезапно оживших камней. Он рванулся назад, поскользнулся, выронил автомат и снова упал на камни.
Пограничник выхватил отобранный у нарушителя пистолет и выпустил всю обойму по уходящему «геологу».
Ему показалось, что Кротов захромал. Но вскоре фигура нарушителя скрылась за нагромождением скал.
— Стой! — крикнул Астальцев, сползая к черной страшной каемке пропасти. Масса мелких камней неслась на Андрея, срывая за собой сотни таких же обкатанных голышей.
Внезапно камни остановились. Это было похоже на чудо. Что-то задержало неумолимое скольжение осыпи.
Погас горизонт, накатилась темнота, повалил снег.
Страх иглами пронизывал сердце и не давал дышать. Даже боль разбитого лица не чувствовалась так остро. Андрей врос в камень и замер. Он понимал, что любое неосторожное движение может погубить его. А хотелось вскочить на ноги, рывком взбежать до гряды спасительных скал. Желание было так велико, что Андрей стиснул зубы и забормотал, успокаивая гулко стучащее сердце: «Нет, нет, нет!»
Он слышал посвист летящих в пропасть глыб. Ухо уловило звонкий удар, словно внизу раскалывался лед. Андрей начинал жить жизнью, полной враждебных звуков и шорохов, как слепой. Он слышал удаляющиеся шаги, Кротова, его смех, который прозвучал, как приговор.
Астальцева слегка знобило, он напрягся, собирая к мышцам остатки тепла. Тело точно вросло в камень, одеревенело, затекло.
Андрей открыл запухшие от удара глаза. В сумерках ели на склонах казались гигантскими грибами, их стволы поблескивали голой поверхностью, и лишь наверху волновались кроны. Они вздрагивали от ударов ветра. Андрей увидел небо. Темный глубокий провал между деревьями был, как неизведанная жизнь. С безжалостной ясностью открылся для Андрея весь ужас его положения.
Пограничник скосил глаза и посмотрел вниз: далеко ли осталось до края склона. Кромка его сливалась с темнотой, наползающей из пропасти. И все же Андрей рассмотрел, что дальше склон как будто становится более пологим и до края еще добрый десяток метров. Можно бороться. Он пожалел потерянные драгоценные минуты. Осмотревшись, Андрей осторожно двинулся вверх. Он полз на животе, загребая одной рукой и помогая ногами, медленно и осторожно повторяя одни и те же движения. Методически, с каким-то тупым постоянством, он, вытягивая руку, переносил тяжесть тела на локоть и перетаскивал себя на несколько сантиметров. Каждое движение стоило мучительных усилий. Руки в локтях горели, а пальцы и разбитое лицо казались окаменевшими.
Сланцы время от времени оживали и отбирали завоеванные в бою метры. И только мороз помогал человеку: он сковывал осыпь. Мелкие камни, словно капли, падали с высоты. Их монотонный стук напоминал об опасности.
Андрей с трудом раздвигал веки и смотрел на блестящий месяц. Больше он не видел ничего. Мороз крался под ватник, леденил ноги, тысячами мелких буравчиков вонзался в тело. Он припаивал камень к камню и подбирался к сердцу человека.
У Андрея не гнулись пальцы. От прикосновения к выступам они ныли невыносимо больно. Но он полз. И осыпь сдавалась, уступая человеку в упорстве. Выбравшись на тропу, Андрей, отогревая, долго держал пальцы во рту. Он был безоружен. Автомат скатился в пропасть.
