Юрий Уральский - Поиск-90: Приключения. Фантастика
— Я это… не подпишу, — твердо сказал Епифанов и вернул бумагу Пискунову.
Пискунов вспыхнул, но, перехватив предостерегающий взгляд Ивашова, взял себя в руки.
— Кроме прочего, гражданин Епифанов, мы обязаны произвести у вас в доме обыск. Это и вас касается, — повернулся Пискунов к Мигалевой. — Поэтому прошу слушать внимательно.
Он медленно, чеканя каждое слово, прочел постановление на производство обыска. Выждав некоторое время, как и подобает в подобных случаях, Пискунов предложил Мигалевой и Епифанову добровольно выдать предметы и вещи, которые имели отношение к интересующему нас делу. Но ответом было молчание.
Перед обыском мы решили, что будем искать галоши, лакированные туфли, окурки и сигареты, а также все, что могло попасть к Епифанову в период его «тесного» общения с Красноперовым-Кривым.
Ивашов встал.
— Приступайте к обыску. Понятых прошу быть внимательными…
Разбившись на пары, мы приступили к долгой и кропотливой работе.
Кто никогда не участвовал в подобном, не может представить, насколько это изнуряющий труд. Любая мелочь, даже, на первый взгляд, незаметная и, казалось, не имеющая отношения к делу, может все поставить с ног на голову, дать новый импульс в расследовании дела, навести на след и, в конечном итоге, привести к благополучному и скорому его завершению.
Обыск требует полной самоотдачи и безусловной добросовестности каждого работника милиции, принимающего участие в нем, потому что халатность одного может свести на нет усилия всего коллектива, а порой и загубить дело.
Уже три часа работала группа. Я все это время внимательно наблюдал за Епифановым и Мигалевой. Они ничем не выдавали своего волнения. Вели себя внешне спокойно.
— Или у них железная выдержка, или все это время мы проводим напрасно, — шепнул я Ивашову.
— Надо искать… — Ивашов неопределенно кивнул головой.
Еще час прошел в бесплодных поисках. Проверили все. Заглянули в каждый уголок дома и двора. Перевернули все сено на сеновале, весь картофель в погребе. Простучали каждую половицу, перегородку и икону. Обследовали печь и чердак. Пусто.
Тревога наша росла. А тут еще Мигалева, черт ее дери, подлила масла в огонь. Медленной, величавой походкой подошла к иконе, висевшей в углу, и, поправив прогоревший фитиль в лампаде, троекратно перекрестилась, давая тем самым понять, что бог видит, кто кого обидит.
— Нет на нас греха! — Мигалева склонила голову. — Господь да покарает всех обидящих и ненавидящих нас. О распенших Тя моливыйся любодушне Господи и рабом твоим о вразех молитися повелевый, ненавидящих и обидящих нас прости и от всякого зла и лукавства ко братолюдному и добродетельному настави жительству, смиренно мольбу приносим: да в согласием единомыслии славим Тя единого человеколюбца… — Упав на колени перед образами, Мигалева неистово перекрестилась, закинув назад в исступлении голову и еще, и еще раз осеняя себя крестным знамением.
— Перестаньте! — не выдержал Ханов.
Мигалева замерла в согбенной позе. Лицо Епифанова оставалось спокойным, застывшая полуулыбка скривила губы.
Обыск ничего не дал. Даже галош и окурков, которые служили неопровержимой косвенной уликой, найти не удалось. Продолжать обыск не имело смысла, все выглядели совершенно усталыми и удрученными. Надо было возвращаться в отдел.
Оставив в доме Мигалевой милиционера, мы сели в машины. Захлопнулись дверцы, и водители нажали на стартеры.
Медленно, переваливаясь с боку на бок, с трудом преодолевая сугробы, машины прошли метров триста по темной, кое-где освещаемой редкими фонарями улице.
Неожиданно идущая впереди машина остановилась. Из нее выскочил Ханов и бегом направился в нашу сторону.
Я приоткрыл дверку. Ханов, переводя от быстрого бега дыхание, выдохнул:
— Давай… назад… Мы не все осмотрели…
— Как не все?
— Будка!.. Собачья будка!..
— Включите свет! — приказал я и сразу же посмотрел на Епифанова. На этот раз лицо его было бледным, а руки, лежавшие на коленях, судорожно скребли штанины брюк.
— Сдавай обратно, — Пискунов хлопнул шофера по плечу.
Машина, не разворачиваясь, стала сдавать задом. Ханов побежал к своей, а она последовала за нами. Мы вошли во двор. Собака ворчала в будке.
— Мигалева, уберите пса, — попросил Ивашов.
Осветив внутренности будки фонариком, мы убрали подстилку и разгребли солому. Под ними находились свежеструганные доски.
— Двойное дно, — констатировал Патрушев.
— Понятых просим подойти, — Ивашов махнул рукой. — Вскрывайте…
Доски со скрипом отлетели в сторону. На дне собачьей будки лежало несколько свертков.
Пискунов достал один из них и осторожно развернул. При свете карманных фонарей желтым цветом блеснуло золото.
— Откуда у вас эти вещи, Епифанов? — спросил Пискунов. — Если можете, объясните…
— Я после… Не здесь…
Тем временем из конуры извлекли остальные свертки. В некоторых из них находились плотные пачки денег. Всего около шести тысяч рублей.
В самом углу конуры, завернутая в цветастую тряпку, лежала финка с черно-белой пластмассовой ручкой и бронзовым кольцом.
Ханов осторожно упаковал ее.
— Авдотья Поликарповна, — подошел к Мигалевой Пискунов, — может, вы нам скажете, где остальные вещи? Ведь все равно найдем…
— Не трогайте ее. Я все велел сжечь, — произнес Епифанов.
Мигалева, не слушая его, оттолкнулась спиной от стены и молча пошла к воротам, ведущим в огород.
Пройдя метров пятнадцать по тропке в сторону бани, она остановилась и стала разгребать ногой снег.
— Здесь… — Мигалева отошла в сторону.
Разбросав снег, Патрушев достал из сугроба сверток. Осветили его фонариком и развернули. В свертке находились две почти новые рубахи и… галоши!
Епифанов с укоризной, но без злобы посмотрел на Мигалеву.
— Эх, дура ты, дура… — только и сказал он.
В отдел приехали, когда уже брезжил рассвет.
Еще в машине я мысленно прикинул возможные варианты допроса Епифанова и его «боевой подруги», но ни один из них, на мой взгляд, не подходил.
Доказать убийство Красноперова мы еще, с некоторой натяжкой, могли. А вот Кругловой… Здесь было все довольно шатко. Во всяком случае, требовалось провести экспертизу по отпечаткам пальцев и окуркам, найденным в Горноуральске, но на это требовалось определенное время. Его-то у нас как раз и не было. Епифанов волк стреляный, и его за просто так не возьмешь. Безусловно, он мог признаться, что двадцать шестого декабря ездил в Горноуральск, но о причине своей поездки мог нагородить что угодно. Попробуй проверь… Красноперов мертв… В общем, этим Епифанова в угол не загнать. Не хватает фактов. Лучше начинать с убийства Красноперова. Легонько потянуть за ниточку. Осторожненько потянуть. Но уж потом не выпускать ее из рук, держать крепко, разматывая весь клубок.
