Майн Рид - Королева озер
От того места, где мы высадились, между цветущими кустами шла тропинка, и мы, больше не раздумывая, двинулись по ней. В воздухе носился густой аромат цветов. Когда мы подходили, попугай снова крикнул: «Лора! Лорита… ита… ита!», и тут из дверей хижины выскочила безволосая собачка, увидела нас, зарычала и снова убежала внутрь. Опять птица в клетке произнесла знакомое имя, но на этот раз громче, а за именем последовало щелканье. Однако теперь к резкому птичьему крику и лаю собаки добавился мягкий женский голос:
— Что тебя испугало, guacamaya mia (мой попугай)? А тебя, perro (собака)? Почему ты так рычишь? Должно быть, отец и брат возвращаются домой, мне показалось, я слышу звук весел. Да, это они!
К этому времени мы с товарищем подошли к открытой двери и, разведя вьющиеся растения, увидели хижину вблизи. Глазам нашим предстала интересная картина, соответствующая окружающей обстановке. В гамаке, подвешенном к двум столбикам, которые поддерживали крышу, полулежала молодая индианка. Услышав наши шаги, она приподнялась, свесив одну голую ножку. Еще мгновение, и она, увидев нас, вскочила с удивленным и слегка испуганным видом. Это меня смутило, потому что я ожидал совсем другого приема. Но я совершенно забыл о своей маскировке. Может, она меня не узнала? И не узнает, пока я не заговорю.
— Сеньорита, надеюсь, вы не сочтете невежливым, что мы появились, не предупредив вас. Но…
— О, caballero! — прервала она меня. — Это действительно вы!
Изменившееся выражение ее лица более красноречиво говорило о приветствии, чем любые слова. В глазах ее еще оставалась тень удивления, но тревога совсем исчезла. Тем не менее я по-прежнему был в недоумении. Ее прием все же не соответствовал содержанию письма. Впрочем, я решил, что причиной мой попутчик, который ей совсем не знаком.
Я собирался продолжать извинения, когда нашего слуха достиг скрип весел в уключинах. Девушка тоже услышала и воскликнула:
— Это отец и брат! О, сеньор! Я так рада, что они дома! Иначе как бы я могла занять вас?
И она мимо нас пробежала на причал.
Она убежала, а я по-прежнему ничего не понимал. Рада возвращению отца и брата! Помня содержание ее письма, я решил, что это странно.
Как оказалось, вернулся только отец девушки; брат ее задержался на озере Чалько, куда они отправлялись по какому-то делу.
Последовало представление отцу. Он знал о происшествии на Лас Вигас и тоже выразил свою глубокую благодарность. Потом выслушал объяснение причины нашего прибытия и извинения, которые прервало его появление.
Индеец, человек средних лет, действительно имел внешность и манеры, свойственные касику. После первых минут замешательства он вежливо пригласил нас разделить скромную еду, которую может предложить его дом. Мы с радостью приняли его приглашение, потому что оба были голодны, как гиены.
На стол поставили различную еду. Ее принесли из второй хижины, поменьше, которая выполняла роль кухни, и где полновластно правила пожилая индианка — cocinera (кухарка).
Пока мы сидели за столом, уставленным многочисленными блюдами ацтекской кухни, разговор шел о том, что послужило поводом для нашего приезда, — о чинампах.
— Как они сооружены? — спросил я у дона Тито, который сидел с нами за столом, хотя и не ел. Девушка куда-то вышла.
— Нет ничего легче, caballero, — ответил дон Тито. — Их просто нужно выпилить из синты. Когда кто-то хочет соорудить чинампу, он должен обкопать участок канавой, такой, как у меня. Убирая высвободившиеся куски, постепенно доходишь до дна, где всегда много грязи. Грязь извлекают и укладывают толстым слоем поверх кустов и травы, чтобы убить их. Когда грязь подсохнет, ее можно легко разломать, и она образует самую лучшую почву. На такой почве растёт все: овощи, фрукты и цветы.
— Но разве вы вначале не выкладываете фундамент из кирпича или бревен?
Я вспомнил описания подобных сооружений, данные некоторыми путешественниками и историками, в истинности которых давно сомневался.
— Конечно, нет, — ответил индеец, удивленно посмотрев на меня. — Всякий, кто так сделает, понесет большие затраты, потому что дерево у нас — большая редкость. И толку от этого никакого не будет. Чинампа на таком основании скоро пойдет ко дну, со всем, что на ней есть.
— А почему же тогда ваша остается на плаву?
— Потому что она не на столбах, а на самом веществе, из которого образуется синта.
— А что это?
— Корни растений, которые остаются, когда отмирают стебли и листья. Все они переплетены и образуют слой толщиной в три фута, иногда и больше. Я могу показать вам срезы, которые уходят на четыре фута. Мы используем синту для защиты молодых растений от солнца, а иногда и от града. Вещество легкое, как корка, поэтому оно и выдерживает такой вес. К тому же оно никогда не гниет — а плот из бревен сгнил бы.
— Но почему ваши чинампы такие маленькие и зачем вокруг них канавы? Разве не лучше было бы делать их больше и на самой синте?
— Ничего не выйдет, сеньор. Где бы мы тогда взяли для них почву? И где брать воду для растений, когда много месяцев не бывает дождей? А так мы всегда можем поливать растения водой из канав и брать со дна грязь. Она бывает нужна для починки и добавки. Если бы чинампы были очень велики, их труднее было бы обрабатывать.
Впервые ясно понял я философию этих «плавучих садов». Вопрос этот давно занимал ученых, с того самого дня, когда триста пятьдесят лет назад Кортес и его товарищи впервые увидели чинампы во время завоевания Теночтитлана.
Глава XI. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Я всегда интересовался чужими обычаями и образом жизни, поэтому с интересом слушал объяснения индейца. Но в теперешних обстоятельствах мое настроение омрачалось нетерпением и тревогой. По тому, как ерзал мой товарищ, я видел, что и он испытывает схожие чувства. Прошел час, который попросил у нас лодочник, но его не было видно. Наши опасения усиливались. А когда миновали еще полчаса, а лодочник по-прежнему не показывался, к нам с новой силой вернулись прежние дурные предчувствия. Что, если он вообще не появится? Может быть, пьет сейчас со старым приятелем, совсем позабыв о нас. Как мы вернемся в город? Конечно, можно занять лодку у хозяина и попросить кого-нибудь грести, впрочем, грести мы можем и сами. Что касается лодки, то мы за нее заплатим. В конце концов, ничего серьезного не произойдет, просто чуть опоздаем.
Солнце садилось, а наш лодочник так и не появился. На ум опять пришли подозрительные события этого дня, которые могли заставить нас усомниться в его верности. Я вспоминал и другие происшествия, известные только мне.
Наш ужин давно закончился, и мы вышли прогуляться среди цветов. Мне хотелось обменяться с девушкой несколькими словами наедине, но я не мог найти такую возможность, потому что ее отец все время следовал за нами. Но что казалось мне особенно странным, сама девушка не делала таких попыток или не показывала виду. Думая о всем происшедшем, я никак не мог понять ее равнодушия. Раздраженный, я уже подумывал об уходе, когда наконец оказался с нею наедине. Криттенден и алькальд ушли за кухню. Мне показалось, что как только отец скрылся из виду, на лице девушки появилось новое выражение. Повернувшись ко мне, она сказала:
