Яков Наумов - Двуликий Янус
Горюнов положил перед Кириллом Петровичем несколько исписанных листочков бумаги. Там значилось:
«Баранова Полина Евстигнеевна, по прозвищу Пуся. Около сорока лет. Дочь царского генерала. Приятельница Евы Евгеньевны еще с дореволюционных лет, по гимназии. Последние годы встречались редко, но встречи всегда были теплыми, дружескими. Пуся безусловно предана Еве Евгеньевне. Живет она в Большом Гнездниковском переулке, в районе Пушкинской площади.
Зайцева Раиса Максимовна. За сорок. Закройщица одного из московских ателье, ныне работает в какой-то артели, занимающейся пошивом солдатского белья. Замужем. Муж Раисы Максимовны — театральный администратор. Зайцева — поверенная всех тайн Евы Евгеньевны. Муж и жена Зайцевы (детей у них нет) занимают двухкомнатную квартиру в доме ВТО.
Абрамов Константин Маркович. Официант. Работает в одном из московских ресторанов. За шестьдесят лет. Дальний родственник Евы Евгеньевны по матери и близкий ей человек. Имеет собственный домик в районе Измайлова. Состав семьи неизвестен. Последние годы Ева Евгеньевна встречалась с ним редко.
Зародицкая Мария Абрамовна. Около сорока лет. Вдова. По профессии — зубной техник. Доверенное лицо Евы Евгеньевны, хотя, на чем зиждется их дружба, неизвестно. Встречались часто, постоянно звонили друг другу по телефону. Проживает в Сокольниках в отдельном небольшом доме, вдвоем с матерью — женщиной старой, но весьма энергичной.
Соболев Аркадий Адамович, бывший маклер. Пожилой. Нигде не работает. Жена тоже немолодая, в прошлом балерина. Занимают отдельную квартиру где-то в районе Смоленской площади. С ними живет их дальняя родственница. Соболевы дружили еще с родителями Евы Евгеньевны, в их доме она свой человек.
Миклашев Константин Дмитриевич. Около шестидесяти лет. Физик. Старинный сотрудник и близкий друг Петра Андреевича Варламова. Его подчиненный. Работает в том же институте, что и профессор. Угрюм. Нелюдим. Живет на Большой Калужской».
Внимательно прочитав записи, Кирилл Петрович отложил их в сторону и задумался.
— Ладно, — сказал он наконец, — утро вечера мудренее. Хотя, говоря по совести, утро-то уже наступило. — Майор посмотрел на большие настенные часы. Стрелки показывали пять часов. За окном уже светило солнце, хотя город еще не просыпался. — Да-а, уже утро, и все же несколько часов надо вздремнуть. Давай так: сбор в одиннадцать часов. Ты займешься поисками Люды, а я примусь за изучение друзей и знакомых Варламовых. Условились?
Однако ни на следующий день, ни сутки спустя Скворецкий не смог заняться друзьями Евы Евгеньевны. Все планы и наметки полетели кувырком.
Едва Кирилл Петрович появился в наркомате, как ему доложили, что уже несколько раз звонил по телефону директор института, в котором работал Варламов, и очень просил, чтобы майор Скворецкий, как только появится, тут же, безотлагательно приехал к нему или, на худой конец, позвонил. Главное — поскорее.
Кирилла Петровича это сообщение не слишком встревожило. Ему было ясно: в институте стало известно об исчезновении Варламова, вот директор и нервничает. Что же? Это естественно. Кирилл Петрович тут же снял трубку и набрал номер телефона директора.
— Майор Скворецкий? — не скрывая волнения, сказал тот. — Очень прошу вас приехать, и как можно скорее. За последние два-три дня после вашего посещения у нас произошел ряд событий. Пренеприятнейших. Особенно сегодня. Ночью… Да, да, именно ночью… Нет, сказать по телефону ничего не могу, просто не имею права, но дело чрезвычайной важности… Нет, нет, ничего я не преувеличиваю. Полагаю, все, что случилось, имеет касательство к нашему с вами разговору, посему я именно вам и позвонил. Само собой разумеется, что в инстанции я уже сообщил. Итак, прошу не терять времени. Жду.
Кириллу Петровичу ничего не оставалось делать, как ехать в институт, хотя он и не думал, что услышит там что-либо для себя новое.
Директор ждал Скворецкого. Едва тот появился, как он усадил его в кресло, проверил, плотно ли закрыта дверь, и, усевшись напротив, начал рассказ. С первых же слов директора института Кирилл Петрович понял, насколько он заблуждался, полагая, что все сводится к бегству профессора Варламова. Да, в центре событий был действительно Петр Андреевич Варламов, но дело далеко не ограничивалось его бегством, все было куда серьезнее и сложнее.
— Прежде всего я вас должен уведомить об одном прискорбном событии, случившемся два дня назад, — начал директор. — Поначалу я никак не ставил это событие в связь с профессором Варламовым и хотел было положиться на милицию. Но теперь, после того что произошло сегодня ночью и обнаружилось буквально час тому назад, все выглядит иначе. А тут еще и Варламов исчез. Чертовщина какая-то!
Как явствовало из слов директора, два дня назад не вышел на работу один из лаборантов института, некто Евстафьев. Поскольку за Евстафьевым водился грешок — он выпивал, — никто особого значения его отсутствию не придал. Однако еще вчера утром в институт нагрянула милиция. Как оказалось, произошло нечто ужасное: Евстафьев был убит, убит буквально в двух шагах от института, в примыкавшем к институту большом пустынном парке.
Кто совершил это убийство, как, с какой целью? Кому мог мешать рядовой лаборант института? Ответа на эти вопросы, как и на сотню других, не было.
Труп обнаружил случайный прохожий. Ранним утром. Позавчера. Поднял тревогу. Явилась милиция. По заключению экспертов, убийство было совершено часов за двенадцать — четырнадцать до того, как было найдено тело, то есть вечером третьего дня. Евстафьев был убит ножом, финкой, как утверждает милиция, хотя орудия убийства на месте и не оказалось.
«Финкой? — подумал Скворецкий. — Опять финкой? Как тогда, в прокуратуре, начальника продсклада… как его?.. Попова. Уж не Малявкин ли, не его ли работа? Но при чем здесь Малявкин? Ему-то это зачем? Но финка, финка… Хотя… финка? Мало ли у кого на руках финки!.. Вот лезет же в голову всякая чертовщина!»
— Что любопытно, — продолжал директор, — похищены деньги (сколько их у него там было — гроши!) и документы. Документы! Главное, пропуск в институт. Как уж милиция без документов дозналась, что убитый — Евстафьев, наш сотрудник, не интересовался, не мое это дело. Но ведь вот что: продкарточка на месте. Уцелела! У Евстафьева же это было главное богатство. Карточки-то у нас рабочие, первая категория… Вот и судите сами, ограбление это или тут что другое.
Известием об убийстве Евстафьева дело, однако, в эти тревожные для института дни не ограничилось. Ранним утром, сутки спустя после появления милиции, пришедшие на работу сотрудники обнаружили, что дверь в кабинет Варламова отперта. Странно! Никогда не бывает, чтобы двери оставляли незапертыми — такой уж в институте порядок. В первый момент тем не менее никто этому особого значения не придал: профессор Варламов — человек рассеянный, всякое могло случиться… А там и профессора хватились: время идет, его же нет и нет. Позвонили на квартиру. Может, захворал? Человек в годах, и сердце пошаливает.
