Паргоронские байки. Том 6 - Александр Валентинович Рудазов
- Другого шанса не будет, - подытожил Худайшидан. - Решай.
- Ты даешь выбор?.. - удивился Каан.
- Не давал бы, но в цельной сущности не должно быть внутреннего разногласия.
Худайшидан и сам не был рад тому, что делает. Придется поступиться самостью. С присоединением новых душ это будет уже не совсем он.
С Кааном они уже частично срослись, так что тот слышал мысли Худайшидана. Тревога была взаимной. Каан понял, что обмануть его демон в таком состоянии не может… и понял, что проблема у них общая.
Сейчас они нужны друг другу.
- Я был големом, когда меня убили, - вспомнил он. - У меня не было «Горького спасения». Но мы победили?.. скажи, что мы победили!
- Вы победили, - успокоил его Худайшидан. - Второго Тысячелетия Мрака не случилось.
Он немного покривил душой, потому что Паргорон и не собирался устраивать второе Тысячелетие Мрака. Он только собрал обильную жатву и уступил, позволив себе и противнику сохранить лицо.
Каан услышал эти мысли. Его охватил гнев… но и облегчение. Все-таки победа, пусть и с червоточиной. Его гибель не была напрасной.
- Конечно, не была, - фыркнул Худайшидан. - Ты же теперь тут.
Раздался колкий смех — и смеялись двое. Каан — дико и чуть безумно, Худайшидан — с ядовитой горечью.
Каан не обиделся. Он почувствовал, что шутка направлена и на самого Худайшидана тоже. Демону, пожалуй, сидеть в Банке Душ даже обидней.
И их связь начала укрепляться, астральная «пряжа» спутывалась и срасталась. Конгломерат душ становился устойчивей. Уже вместе они присоединили второго, потом третьего. Они приращивали все новых членов астрального сообщества. Выискивали самых цельных — бесстрашных, гордых, упорных.
Тех, в ком был жив дух гохеррима.
Начали оживать и те обрывки, что Худайшидан намотал на себя до Каана. Используя уже притянутые кусочки, он мог искать другие их части. В этом безумном потоке они для него будто светились. Как звездочки на ночном небе.
Все разрастающаяся астральная комета день за днем неслась в море Банка Душ.
Постепенно Худайшидан восстанавливал не только свои, но и чужие воспоминания. Поначалу опять-таки обрывки, что-то вроде последних мыслей, желаний. Повидать дочь, доделать какое-то дело, отомстить. Потом они тоже становились цельными, возвращали полноценные личности. Конгломерат шумел уже десятками голосов.
Меня убили… Они пришли ночью, из ниоткуда… огонь был повсюду...
Зря я взял деньги у того старика… зря… он… но откуда я мог знать?!
Я был пресвитером Храма. Слава господам, слава Паргорону! Хотя… это не совсем то, чего я ожидал...
Воители. Целители. Правители. Духовные лидеры. Маги. Поэты. Праведники. Ученые. Все, чьи души стоили дороже одной условки, кто не до конца растворился в этом «астральном супе». По мере того, как сообщество росло, искать и присоединять их становилось все проще, Худайшидан шарил десятками щупальцев, и каждое щупальце имело имя и голос, каждое было чьим-то духом.
Каждое жаждало вырваться из общей тюрьмы.
Сложнее всего было с праведниками. Но Худайшидан решал вопросы поступательно. Он пока что игнорировал слишком сильные души, а также других демонов. Они бы, конечно, хорошо дополнили его сущность, но кто-то мог попытаться откусить больше, чем положено. Даже поставить под сомнение его лидерство. Самому стать центровым.
Худайшидан не сомневался, что одолеет любого. В мире духов все бесплотны, так что каждая битва сводится к поединку воли — а у кого воля сильнее, чем у Худайшидана? Шестьдесят тысяч лет он жил и страдал — но никогда не призывал смерть.
Даже в последние моменты жизни. Когда его растянули между небом и землей, когда из его души вытягивали сердцевину, а тело горело в агонии, он не желал смерти — но и не боялся ее.
Он просто ее принял.
Каан был таким же. Они с бывшим щитометом нашли общий язык… если так можно говорить о тех, кто уже частично утратил субъектность. Призрачное Веретено продолжало вращаться, формируя нечто новое. Души не сливались в единое целое, но уже и не были множеством разных. Каждая становилась чем-то вроде грани натуры, частицей сверхличности.
Худайшидан словно собирал огромную сюрреалистическую вазу в комнате, полной осколков и черепков.
Это уже не его мысль. Так подумала Цидалия Мирини. Она была мастером гончарного искусства и вазописцем. В ней не было воинского духа, но что дурного в том, чтобы прихватить немного бомонда? Творческое мышление обогатит фантазию и может натолкнуть на нестандартные решения. В конце концов, им все еще нужно как-то сбежать из Банка Душ.
Это тоже не его мысль. Так подумал Руззлау П’Хиид. Чародей, чья доблесть имела скорее глубоко отрицательное значение, зато он был очень целеустремленным и жизнелюбивым. Он побывал в Башне Боли и лабиринте Хальтрекарока, по воле Тьянгерии стал чудовищем и погиб от шеста… Джулдабедана?..
Значит, Учитель все еще жив. Худайшидана это порадовало. Гохерримы осиротеют без первородных.
А ведь и это тоже не его мысль. Точнее, не только его. Так подумала Эрнесибора, другая гохерримка. Гохерримы очень редко попадались в Банке Душ, но их Худайшидан присоединял без сомнений. Он не бросил бы их тут.
И они тоже не колебались и не сомневались, чувствуя Худайшидана. Когда он наматывал их на Призрачное Веретено, оно вспыхивало воодушевлением. Легионеры радовались, что благородный предок не бросит их даже на дороге к Кровавому Пляжу.
Семья. Семья — это главное, подумал Дворк. Хотя моя была довольно поганой. Но я рад, что мы снова встретились, дорогой Князь!.. и так сблизились!..
Не будь липким, Дворк, подумал Худайшидан.
И однако его обрадовало воссоединение со своим бухгалтером. Дворк был преданным слугой. Он прекрасно вел дела и был эталоном честного дельца… так, это опять мысли Дворка!
А еще он сын Мазеда, так что лучше всех знает, как устроен Банк Душ.
Бушуки редко сюда попадают, но у Кагена оказалось специфическое чувство юмора.
А еще сильнее Худайшидана обрадовало, что гохерримы не поминают его дурным словом. Он проиграл и плохо кончил, но
