В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том первый
— Охотно разрешаю. Я позову сестру привратницу; она проводит тебя и откроет церковь.
— Благодарю вас, от души благодарю, тетушка, — ответил Редвиц.
Он снова поцеловал руку настоятельнице, которая вслед за тем позвонила и велела позвать привратницу. Явилась пожилая, некрасивая монахиня. Настоятельница дала ей необходимые указания, и Редвиц пошел вслед за ней. Шагая по длинным коридорам монастыря, он зорко оглядывался по сторонам, как охотник, выслеживая добычу. Вдруг он вздрогнул. За приоткрытой дверью одной из келий он увидел прелестное личико Гунды. Значит, он не ошибся в своем предположении: она видела, как он вышел из казармы и вошел в монастырь. Несомненно, она догадывалась, что он явился ради нее.
Редвиц спокойно вошел вслед за привратницей в церковь, расположенную в самом нижнем этаже монастырского здания. Но едва только привратница удалилась, оставив его одного, он быстро вернулся по тому же пути, по которому пришел.
Не долго думая, он открыл дверь кельи Гунды и переступил порог. Молодая девушка с трудом подавила в себе громкий крик испуга, готовый было вырваться из ее груди, и в крайнем смущении отступила к окну своей неприветливой комнаты.
— У меня времени немного, — шепнул ей Редвиц, вынимая из-под плаща какой-то темный сверток, — если вы действительно решили покинуть этот монастырь, то наденьте сегодня к семи часам вечера эту форменную одежду, которую я принес вам, а затем спрячьтесь за большой иконой церкви, направо от алтаря. Все остальное предоставьте мне. Прошу вас не сомневаться в том, что я искренне хочу помочь вам и нисколько не рассчитываю на вашу благодарность или вообще на что бы то ни было.
— Позвольте объяснить вам…
— Потом, потом. Сюда может случайно кто-нибудь заглянуть, и тогда все пропало. Прощайте и будьте готовы к семи часам вечера. Не забывайте, что дело касается вашей свободы. Ведь вас принудят постричься, если вы добровольно не согласитесь. У меня имеются данные, что с вами собираются поступить круто.
— Я буду готова, — ответила Гунда, краснея от смущения и волнения, — сегодня в семь направо от алтаря. А пока примите мою сердечную благодарность за ваше великодушие, которое вы проявляете по отношению к совершенно чужой вам молодой бедной девушке.
Она протянула молодому офицеру руку, а Редвиц в избытке чувств поднес эту руку к губам и запечатлел на ней горячий поцелуй. Затем он шмыгнул в коридор и поспешно вернулся в церковь. Там он опустился на колени возле алтаря. Но мысли его были заняты не молитвой, а прелестной девушкой, которая так пленила его с первой же встречи, что он решился на столь рискованный шаг, как похищение монахини.
Вскоре он встал. Явилась привратница и проводила его до выхода.
— Когда начинается война, — ворчала она, выпустив молодого офицера за ворота монастыря, — и господа офицеры должны отправиться в поход навстречу смерти, тогда на них сразу находит благочестие. Жаль, что этот юноша сделался офицером. Из него вышел бы прекрасный священник. Да, очень жаль.
Она захлопнула калитку и дважды повернула ключ в замке, в точности соблюдая предписания, чтобы таким образом ни одна овечка не отбилась от священного стада.
Глава 39
МОНАСТЫРЬ И КАЗАРМА
В казарме весь день царило большое оживление. Было семь часов вечера, когда настоятельница услышала в своей келье трубные звуки. Она поняла, что это сигнал к сбору в поход.
— Слава Богу, — проговорила сестра Беата, — наконец-то мы избавимся от этих неприятных соседей. Грубое пение не будет больше мешать нам молиться, и усатые гусары не будут больше выскакивать, как только у окна своей кельи появится какая-нибудь монахиня. На тех немногих солдат, что останутся в казармах, нечего обращать внимания. Благодаря этому можно будет завтра же приступить к пострижению Гунды, и я немедленно сообщу ей, чтобы она приготовилась к завтрашнему дню. Пусть она проведет наступающую ночь в молитве и посте и достойным образом подготовится к священному акту.
Она позвонила и приказала прислужнице позвать Гунду. Спустя несколько минут молодая девушка явилась к настоятельнице.
— Дитя мое, — обратилась к ней сестра Беата, — завтра наступит великий день, когда ты сделаешься Христовой невестой. Я надеюсь, что твое упорство сломлено и ты поняла, что нет лучше призвания для девушки, как совершенствоваться в тиши монастыря в любви к ближнему и подготавливаться к загробной жизни. Поняла ли ты это, дитя мое?
К изумлению настоятельницы, молодая девушка спокойно ответила:
— Да, я это поняла.
— Стало быть, завтра ты дашь обет целомудрия.
— Да, завтра.
Настоятельница нежно обняла Гунду и произнесла:
— Я счастлива, что Господь просветил тебя, но я знала, что ты не будешь упорствовать. Твоя мать также будет очень рада, когда узнает о твоем согласии. А теперь ступай, дитя мое, и проведи ночь в своей келье в молитве, а завтра торжественная процессия придет за тобой и проводит тебя в церковь, где ты обретешь благословение Господне.
Гунда опустила глаза и молчала.
— Вот еще что, — продолжала настоятельница, — твоя мать рассказывала мне, что ты когда-то предавалась греховной любви, греховной потому, что предметом ее был священник, столь бессовестный, что решился нарушить свой обет. Скажи мне, но только откровенно: забыла литы этого негодяя — кажется, его величали отцом Бруно, — вырвала ли ты из сердца эту любовь? Она должна умереть в твоей душе, и ничего от нее не должно остаться, даже воспоминания.
Гунда в сильном волнении порывисто дышала. Неужели она должна отказаться от того, чей образ сопутствовал ей повсюду, кого она все еще любила от всего сердца? Неужели она должна так сильно лицемерить во имя предстоящей свободы?
— Ты молчишь, дитя мое? — спросила настоятельница.
— Я умоляю вас, не торопите меня, — произнесла Гунда, — со временем я сумею дать вам удовлетворительный ответ, а пока…
— Значит, ты все еще любишь его, — прервала ее сестра Беата, — но я, тем не менее, поверю тебе на слово, что ты постараешься забыть этого человека. А теперь иди с Богом.
Гунда покорно наклонила голову и вышла из кельи. Она направилась в свое маленькое, неприветливое помещение и торопливо заперла дверь на задвижку. Взглянув на часы, она прошептала:
— Без четверти семь. Пора действовать.
Постояв еще немного, как бы в нерешительности, борясь сама с собой, она вдруг вспомнила обо всем том, что ей пришлось пережить и перенести за последние полгода. Она вспомнила о своем горячо любимом отце; как он был всегда добр и приветлив с ней, как ласково обходился с ней в детстве, как посвящал ей каждую свободную от многочисленных дел минуту. Потом, когда она выросла, он отправил ее в Кровавый замок на берегу Рейна, где она и жила вдали от людей, в полном одиночестве и замкнутости. Он отправил ее туда не из какого-нибудь каприза, а потому, что опасался вредного влияния на нее людей.