Паргоронские байки. Том 6 - Александр Валентинович Рудазов
И через это чужое внимание он неожиданно увидел со стороны сам себя. Истощенного. Разодранного. Со множеством прорех.
Внезапно хлынули воспоминания о последних минутах жизни. Да, как тогда.
Не унижай меня. Не заставляй меня. Я гохеррим.
Худайшидан хотел сказать это вслух, но оказался властен только над своими мыслями. Только сознание по-прежнему принадлежало ему.
Но теперь он мог сказать, что у него есть сознание. Есть мысли и воспоминания, пусть и плохие.
И имя.
Я все еще есть.
- ...Что там у вас?.. - донесся третий голос, ленивый и скучающий.
- Да вот, сломанный Худайшидан, - ответили ему со странной интонацией.
- Что-о?..
Сломан. Да, его сломали. Сделали то же, что со всеми.
Я слышу вас.
Его никто не услышал. Игроки не слышат мыслей фигурок для омбредана. Скорее всего, у них практически и нет мыслей. Только отголоски прежних воспоминаний. Обрывки душ на краткий момент видят иллюзию жизни в рамках симуляции и действуют привычным образом. Игрок направляет их или приказывает напрямую, использует их навыки и способности для победы.
Голосов становилось все больше. Кажется, вокруг доски собралось уже демонов семь. Худайшидан понимал каждое слово, но воспринимал происходящее отстраненно. Он словно зверь за стеклом, а снаружи любопытные зрители. Они обсуждают его, тычут сальными пальцами, строят гримасы, но его это никак не касается, потому что он всего лишь зверь за стеклом.
Он поднял голову. Попытался всмотреться, увидеть своего игрока. Но образы ускользали от восприятия. Казалось, что над ним небо. Как будто Центральный Огонь, под которым он очнулся после Разделения.
Но это не он. Там ничего нет. Только иллюзия, насмешка.
Доска для омбредана.
Джулдабедан придумал веселую игру. Худайшидан любил в нее играть. Особенно с братьями и сестрой. Руналодана отлично играла.
Джулдабедан не хотел бы для него такого стыда. Чтобы кто-то помыкал им. Использовал как фигурку. Развлекал себя… им.
- ...Слушай, ну давай я на него нападу, - донеслось сверху. - Посмотрим, что он будет делать.
- Ну напади… - ответили устало. - Мне уже надоело, он портит игру.
- Ничего он не портит! Ты вытащила Худайшидана и сразу решила: о-о-о, можно больше ничего не делать! Сейчас одним Худайшиданом побежу! Ты проиграла в этот же момент!
- Кто же знал, что он сломанный. Износился очень… сколько у него процентов?
- Да вообще порядочно… шестьдесят девять процентов… даже странно…
- Он демолорд, - раздался третий голос. - Ничего странного. Даже человечка иногда хватает на сотню веков, если это какой-нибудь герой или лидер. А тут уж!..
- Ну его все-таки казнили, - напомнил четвертый. - Еще тогда покоцали. Странно, что он вообще сложился в фигурку.
- Значит, мы свидетели экстраординарного случая, - сказал кто-то писклявый. - За это надо выпить.
Бушук. Это точно бушук. Дети Мазеда… интересно, сколько лет Худайшидан в их рабстве?
Он на доске для омбредана. Здесь нет битв, в которых можно победить по-настоящему. Нет боли, которую можно испытать по-настоящему. А значит, и жизнь здесь не настоящая. Как только игра закончится, он просто снова уснет.
Погрузится в прежнее небытие. Ни о чем не будет жалеть.
Худайшидан почувствовал гнев. Если б его устраивало подобное, он бы покончил с собой еще при жизни. Позволил себе уйти на Кровавый Пляж. Но он десятками тысячелетий претерпевал страдания, потому что даже такое бытие было лучше небытия.
И если теперь он просто фигурка на доске, то будет полноценно жить по крайней мере до окончания игры.
Худайшидан ожил. Сдвинулся с места, поднял меч. Это был не Душеед, но в рамках омбредана — то же самое. Воплотившееся воспоминание о именном клинке.
Интересно, где сейчас настоящий Душеед? Висит ли в почетной зале, где ему и место? Или после мятежа его с отвращением выкинули?
Нет, Джулдабедан не позволил бы. Пусть он мятежник, но гохеррим. Последний из братьев.
А жив ли все еще Джулдабедан?
Пожирающей тело скверны тоже больше не было. Была ее имитация. Он чувствовал фантомную боль, но разумом понимал, что она фантомная, так что не обращал внимания.
Он сейчас и сам всего лишь фантом.
Игра. Что ж, это даже забавно. Можно направить события так, чтобы подольше оставаться на доске. За это время он может… придумать что-то?
Что тут придумаешь? Он мертв.
Но пока он играет — мертв не до конца. Если ему надо играть, чтобы жить — он будет играть.
Мыслить становилось все легче. Он очень удачно собрался. Фигурки для омбредана — это скорее просто активные воспоминания, основанные на отдельном кусочке той или иной души. Но иногда, очень редко, игрок вытягивает сразу много таких кусочков, и тогда фигурка собирается особенно четкая.
Но Худайшидан понятия не имел, что при этом они начинают… мыслить. Становятся почти настоящими духами.
Но зачем же «почти»? Можно закрепить успех.
Худайшидан обожал закреплять любые успехи.
Когда он начал сражаться, игроки успокоились. Игра снова работала, как положено, никаких сломанных фигурок. Худайшидан делал, что от него хотели, вел битву так же, как при жизни. Вся эта россыпь смертных душ, из которых соткалось омбреданово войско… они стали его армией. Худайшидан сразу выдвинулся в полководцы.
Он легко мог уже разгромить противника. Тому не попалось сильных фигур. Обычные смертные, в основном крестьяне. Но тогда игра закончится.
- ...Ох, да не тяни! Я же знаю, что ты уже можешь меня это…
- Да я не тяну, просто что-то как-то само затянулось.
- Да ладно, пусть, - сказал писклявый голос. - Подольше посмотрим на Худайшидана.
- Да он хотел перебить всех, кроме гохерримов.
- Ну и что? Сейчас-то он просто фигурка. Знаешь, каковы шансы вытянуть такую редкую фигурку?
- Не
